Дмитрий Герасимов - Крест в круге

Матвей даже бровью не повел. Он постучал пальцами по столу, словно размышляя над чем-то, и осторожно спросил:

– А не хочешь стать врачом? Мне кажется, из тебя выйдет первоклассный хирург. Или терапевт. Я готов поговорить с Руфиком – он преподает во Втором меде и мог бы тебе помочь с поступлением.

Вадим покачал головой.

– Нет, дядя Матвей, спасибо… – Он помолчал, потирая ладони и лукаво поглядывая на своих отцов. – Дядя Матвей, ты помнишь мой реферат про Степана Разина? Помнишь, сколько он шума наделал в РОНО? [10] Меня сразу направили на городскую олимпиаду… И я победил! Помнишь?

– Помню, – холодно сказал Матвей. – И что?

– Знаешь, я хочу стать историком…

Борис победно откинулся на спинку стула. Глаза его сияли.

– Молодец, сын! – сказал он громко. – Уверен, ты будешь прекрасным ученым.

– Глупости, – отрезал Матвей. – Это не профессия. Не специальность. А я хотел бы, чтобы ты приносил ощутимую пользу людям.

– Я принесу, – пообещал Вадим и улыбнулся.

Матвей подумал и пожал плечами:

Летом 1983 года Вадим закончил школу и без труда поступил на исторический факультет МГУ. Почти в это же время в доме появился еще один мужчина – ржаво-рыжий ирландский сеттер по кличке Пунш.

Это было первое и единственное существо среди всех обитателей квартиры, не поддержавшее молчаливый бойкот Борису. Пес не только был готов выслушивать его длиннющие рассказы и жалобы – он стал ему настоящим другом. Преданным и верным. Ни Матвей, ни Наталья Владимировна, ни даже Вадим не получали даже части той любви и внимания, которые Пунш дарил Борису. Сеттер спал на полу рядом с его раскладушкой и ни на какое другое отведенное ему место для отдыха не соглашался. Борис мог беседовать с Пуншем часами, и тот слушал, лизал ему руки и тихонько поскуливал.

– У нас дурной пес какой-то, – в раздражении резюмировал Матвей.

– Дикий и непослушный, – согласилась тетя Наташа.

– Мне кажется, – задумчиво произнес Вадим, глядя на притихшего Пунша, – что он все время плачет. Как будто терзается чем-то и не может излить душу.

К концу третьего курса Вадим стал сотрудничать с редакциями некоторых периодических изданий, охотно публиковавших очерки и научные статьи. Он нередко носил туда свои студенческие работы и очень скоро был зачислен внештатным корреспондентом в еженедельник «Московский мир».

– Если так дело пойдет, – удовлетворенно качал головой Матвей, разглядывая очередной номер газеты с большой статьей Вадима, – ты сделаешь себе имя в научных кругах…

– Сынок, – смущенно вставил Борис, – а ты не хотел бы попробовать себя в качестве… писателя?

Тетя Наташа смотрела на Вадима с обожанием.

Ее желание во всем угодить пасынку, продемонстрировать ему свою нежность и заботу с каждым днем становилось все очевиднее.

Борис, который всегда наблюдал за ее хлопотами с теплотой и благодарностью, последнее время стал испытывать необъяснимую тревогу. Она усилилась, когда однажды днем тетя Наташа, встречая Вадима из университета, поцеловала его прямо на пороге несколько раз в щеку и в шею, а потом, словно невзначай, провела рукой по его брюкам в области паха.

Вадим смутился и, пряча неловкость, вежливо отстранился.

В другой раз тетя Наташа подкараулила мальчика, когда тот принимал душ. Она тихонько зашла в ванную (благо ветхий замочек на двери давно уже не работал) и, отдернув штору, воскликнула:

– Ой, это ты? А я думаю: кто там воду льет?

– А кому еще быть-то? – испуганно пробормотал Вадим, поспешно задергивая штору обратно.

Женщина еще некоторое время постояла в теплой от пара ванной, а потом громко констатировала, стараясь перекричать шум воды:

– А у тебя красивое тело, Вадюша!

Однажды в разгар летней сессии, когда Вадим готовился к очередному экзамену, сидя за письменным столом и утопив в волосах пятерню, Наталья Владимировна неслышно подошла к нему сзади и приобняла за шею. Вадим повернул голову и с испугом заметил, что на тете Наташе, кроме запахнутого наспех халатика, ничего нет. Женщина наклонилась к самому плечу юноши, словно пытаясь рассмотреть разложенные на столе конспекты, и ее грудь, высвободившись из легкого плена, жарко коснулась его щеки. Вадим замер в страхе и смущении, невидящим взглядом уставившись в тетрадь. Тетя Наташа между тем бережно взяла его руку, прижала ее к своей груди, потерла у самого соска и потом повела вниз по телу, в самую глубь халата. Вадим поспешно высвободил руку и забормотал, глотая в волнении слова: