Дмитрий Герасимов - Крест в круге

Ж.: Спасибо вам, что согласились встретиться со мной (неразборчиво).

Ш.: Присядьте… Нет, вот сюда, пожалуйста. Хотите ситро?.. Хорошо, давайте перейдем к сути. Мне звонили из приемной товарища (неразборчиво) и просили уделить десять минут молодому, подающему надежды литератору. Литератор – это вы, барышня, правильно?

Ж.: Нет, литератор – это вы, Михаил Александрович. Великий советский писатель.

Ш.: Давайте без славословий. Вы кто, барышня?

Ж.: Это я вам звонила.

Ш.: Вы мне принесли рукопись?

Ж.: Да… то есть… нет. Это так глупо с моей стороны. Простите меня…

Ш.: Ничего не понимаю. Так – да или нет? Мы начинаем терять время.

Ж.: Я – хорошая знакомая Жени Хаютиной… Мой муж работает в ведомстве ее мужа.

Ш.: Очень мило… А от меня-то вы что хотите?

Ж.: Ничего… Простите… Женя сказала мне, что когда она была здесь… Она видела…

Ш.: Мы, наверно, говорим о разных людях. Евгении Хаютиной здесь никогда не было. Вы хотите меня спровоцировать?

Ж.: Нет-нет, уверяю вас… Это так глупо с моей стороны. Но мне нужно было сюда попасть.

Ш.: Действительно глупо…

(Звонок телефона.)

Ш.: Простите…

(Выходит в прихожую, снимает трубку.)

(Распечатка телефонного разговора с А. Фадеевым 12.46–12.51 прилагается отдельно.)

(Возвращается в комнату.)

Ш.: Что вы делаете?!

Ж.: Вот, посмотрите! Это то, о чем мне говорила Женя!

Ш.: Я прошу вас покинуть номер и никогда больше здесь не появляться!

Ж.: Простите меня, Михаил Александрович, но мне очень нужно было сюда попасть, чтобы увидеть!..

Ш.: Увидеть – что, барышня? Вы позвонили мне со служебного телефона НКВД, наплели что-то про рукопись молодой писательницы… Пользуясь этим обманом, вы пришли ко мне в гостиничный номер, рассказываете про женщину, которой здесь никогда не было и быть не могло… А в довершение ко всему я обнаруживаю вас сидящей на корточках и копающейся в моих вещах!

Ж.: Я не копалась… Я только…

Ш.: Я повторяю: покиньте номер! Для шпионки вы чудовищно глупы! Уходите, или мне придется позвонить куда следует!

(Шорохи, звук открывающейся двери.)

Ш.: Безобразие! Я непременно позвоню в райком! Какая низость!

Вадим дважды пробежал глазами стенограмму и вместо ответов получил только новые вопросы. Мысли путались в голове, он не успевал пройти до конца по логической ниточке, как она обрывалась, ворсилась и расползалась на множество отдельных нитей.

Прежде всего ему было совершенно непонятно, зачем жене работника НКВД (тоже еще вопрос!) понадобилось при помощи нелепой уловки, которая раскрылась с первой же минуты, проникать в номер к Шолохову и копаться, сидя на корточках (интересно, где можно копаться в таком положении?), в вещах писателя (в бумагах или в грязном белье?) в то самое мгновение, когда он вышел ответить на телефонный звонок.

«Для начала , – мысленно рассуждал Вадим, – она, разумеется, не шпион, не агент и не штатный сотрудник органов. Даже начинающему оперативнику хорошо известна масса других возможностей похозяйничать в гостиничном номере объекта.

С другой стороны, эта девушка, при всех ее странностях, не могла не понимать, что телефонный звонок – это от силы одна минута бесконтрольного времени. Значит, гостья писателя хорошо знала, что именно ее интересует и где это находится. Между тем из номера она ничего не вынесла (за это я могу поручиться). Значит, не нашла то, что искала? Или – нашла, но не унесла с собой. То есть просто удостоверилась в наличии того, о чем ей якобы рассказала бывавшая здесь Хаютина.

Однако мне хорошо известно, что жена Ежова никогда не встречалась в «Национале» с Шолоховым (я бы об этом узнал первым). Иными словами, если Хаютина и вправду бывала в 215-м, то не с Шолоховым. Возможно, с Кольцовым (или кто там у нее еще…) И это было до того, как здесь появился Михаил Александрович. Значит… А это значит: то, ради чего сегодняшняя гостья проникла в номер, является «вещью» не Шолохова, а самого номера. Возможно, предметом интерьера».

Вадим вытер лоб.

«Вопрос второй, – продолжал он. – Как эта стенограмма, если дать ей ход, может удовлетворить любопытство Ежова? Никак. По крайней мере, в части, касаемой так называемых «связей» Хаютиной с Шолоховым. Ни писателю, ни жене наркома эта бумажка навредить не сможет…»

Вадим ошибался. Именно эту «бумажку» (а не стенограмму «любовного свидания Шолохова с женой всесильного наркома», как много позже утверждали историки) тем же вечером у себя на даче Ежов бросил в лицо Евгении Хаютиной. Возможно, его интересовало, действительно ли она бывала в «Национале» и по какому поводу… А еще вероятнее, он хотел знать, какую вещь искала в гостиничном номере писателя Шолохова жена работника НКВД.