Сергей Болотников: Тролльхеттен

Дома Нижнего города, в основном, старые, еще дореволюционной постройки и пребывающие по большей части в плачевном состоянии. Рассеченный кривыми, как ноги потомственного рахитика, улицами, на которых горит дай бог один фонарь из десяти, Нижний город производит тягостное впечатление на приезжих. Это настоящие трущобы, кишащие крысами, сворами бездомных псов и всякого рода человеческими отбросами.

Но именно здесь и находится культурный и социальный центр всего города.

Здесь есть Дворец культуры, медленно, но верно ветшающий, оставшись без присмотра властей. В основном он пустует, и роняет ветхую от времени лепнину на голову проходящих прохожих. Два раза в месяц здесь утраивают дискотеки для отмороженной молодежи — потомков нетрудоустроенных ныне работяг с местного завода. Тогда во Дворце культуры звенят битые бутылки и наряды милиции срочно выезжают из своего эфирного строения, дабы создать видимость порядка, что обычно выливается в масштабную драку и с десяток серьезно пострадавших.

Местные бабульки прячутся в такие дни в свои разваливающиеся хибарки, и только мелко крестятся в направлении недавно отреставрированной церкви Покаянья-на-крови, главной и единственной церкви города.

Малость зловещее название церкви объясняется романтической древней легендой, идущей еще от основателей города. Каждый может отыскать ее в городском архиве или просто послушать одну из бабулек, когда дискотеки нет, и они выползают из хибарок, чтобы посидеть на лавочках и перемыть кости окружающим.

Поблескивающая позолота куполов церкви — вот первое, что видит путник, приближаясь к городу. На них долго собирали всем миром, пока заезжий бизнесмен не субсидировал вдруг все предприятие, так что были воссозданы не только купола, но и заново побелены стены. Так, что церковь Покаяния-на-крови, без сомнения, самое яркое здание Нижнего города.

Неблагоустроенные работяги, отцы неблагоустроенных детей, отрывающихся во Дворце культуры, сосредоточенно пьют горькую, устроившись на берегу Мелочевки. Делать им больше нечего — завод, крупнейший в области завод по производству запчастей для комбайнов, закрыт уже четвертый год, обанкротившись в пух и прах. Его медленно разрушающиеся останки на дальнем краю города вам покажет все та же местная ребятня, если избежит бытовых травм при контактах с ржавой сельхозтехникой во дворе фабрики.

У завода два цеха, обширный двор и высокая башня неясного назначения. Ее очень любят местные птицы, которые используют сооружение как посадочную площадку, а также как место отдохновения на своем долгом перелетном пути. В результате красного цвета вышка на самом верху стремительно белеет, и изначальный цвет теряется под килограммами птичьего помета. Дети туда не лазают ввиду исключительной грязности смотровой вышки. Есть у завода и труба, на которой раньше горело два красных огонька, похожих на глаза сказочного великана. Теперь не горят, хотя где-то там все еще работают люди. Городская котельная находится именно там, но почему не пользуется общей заводской трубой, остается загадкой.

Почва в Нижнем городе вязкая и топкая и удивительно неплодородная, так что сельским хозяйством население не занимается. Впрочем, ничем другим оно тоже не занимается — работы в городе не было и нет. За редким, пожалуй, исключением в лице нескольких коммерческих фирм, устроивших себе офисы все как один на холме. Работники фирм считаются в Городе счастливчиками и приспособленцами, и потому вызывают некоторую зависть у остальных горожан.

Еще в Нижнем городе есть дачи. Эти находятся чуть в отдалении, своим отдельным конгломератом, которому давненько пора дать свое название. Да, вот никто не соберется. Потому именуется этот район в районе просто Дачами, а его население дачниками.

Дачники все приезжие. Все издалека, и большинство из Москвы — тот тип людей, что к лету все усилия прилагает на то, чтобы поскорей вырваться из любимой столицы и отправиться куда ни будь в глубинку, где впрочем обязательно должна быть горячая и холодная вода, телевидение или, на худой конец, радио. Дачники богатые, они приезжают на дорогих автомобилях с неместными номерами и, как все дачники мира, вызывают у местного населения аллергию, схожую с реакцией на фирмачей-приспособленцев. И опять же, как и всем местным жителям мира, им это не мешает облапошивать доверчивых приезжих, продавая им под видом экзотики откровенную некондицию. Так, известно, что старый Захар Семеныч Лебеда, который помнил еще гражданскую, не раз и не два, а целых три раза продавал доверчивым лопухам одну единственную затрепанную шкуру, коею выдавал за шкуру медведя, собственноручно убитого в местных лесах. На самом деле шкура принадлежала местному кабыздоху по кличке Бздунок издохшему от чумки на тринадцатый год своего бессмысленного дворового существования. Надо понять старика, он был привязан к сдохшему псу и потому решил, что тот может послужить и после своей бесславной гибели.