Эдвина Нун - Наследство Крэгхолда

У Энн больше не было сил смотреть на это.

Словно слепая, умирая от страха, она стала на ощупь искать выключатель, нажала на него и снова прищурилась.

И случилось чудо.

Серебро, мерцание лунного света, игравшего, словно драгоценные камни, мгновенно сменились абсолютно осязаемой, по-домашнему уютной старомодной обстановкой с деревянной мебелью, деревом же отделанными полом, потолком и стенами комнаты. Высокая, невероятно широкая латунная кровать с пологом на четырех столбиках не казалась чем-то необычным, так же как и фаянсовый кувшин и стакан для воды, торжественно стоявшие на ночном столике у левого угла кровати. Энн Фэннер глубоко вздохнула, обошла свой аккуратно поставленный туристический багаж и направилась к двустворчатому окну, на котором висели до смешного тонкие и прозрачные занавески. В волнении она стала всматриваться в небо.

Луны на небе не было.

Только темнота и бегущие облака — хмурая, отвратительная погода. Может быть, даже буря. По правде говоря, сейчас Энн едва ли была способна оценить окружающий ландшафт и панораму Крэгхолда.

За окном — только темнота и толстая стена деревьев. «Кипарисы, — подумала Энн, вспомнив брошюру о Крэгмуре, — древние кипарисы с искривленными стволами; некоторые из них росли еще в прошлом веке, во время Гражданской войны и все такое…» Она встряхнула головой, чтобы прийти в себя. Наверное, она устала, слишком устала, и такая резкая смена освещения подействовала на нее. Такое ведь случается, правда? Наши глаза то и дело обманывают нас, особенно когда голова отказывается работать, как это случилось с ней сейчас. Однако Энн никак не могла отделаться от назойливой мысли, что лупы на небе не было вообще.

Прямо как в первой строке песенки, популярной несколько лет назад: «На небе вовсе нет лупы»…

Как бы глупо это ни было, Энн все же не решилась снова выключить свет, чтобы проверить свои предположения. Она была слишком расстроенной и уставшей, чтобы забавляться подобными играми. А тут еще этот проклятый Картрет с его вкрадчивыми манерами! У него какой-то совершенно нездешний вид. И шарм. Он похож на человека Старого Света. А этот маленький старикашка Вентворт, появляющийся и исчезающий, словно призрак, — как ему, черт побери, удается сновать повсюду, оставаясь невидимым и неслышимым? Ну прямо настоящий маленький помощник Санта-Клауса! Вот тебе и Крэгхолд-Xayc!

При всем при том это вовсе не значит, что все старые замки таковы. Особенность этого была в том, что здесь, безусловно, не было уныло. Далеко не уныло.

Скорее, было ощущение, что ты постоянно движешься куда-то назад, в прошлое. Однако слово «живописно» тоже не подошло бы.

Да, здорово она опростоволосилась с этим лунным светом, серебряным блеском и… Вдруг у нее снова перехватило дыхание от того, что она почувствовала легкий, почти неуловимый запах чего-то. В полном отчаянии, Энн невольно переводила испуганный взгляд по комнате, пытаясь отыскать какой-то темный угол или углубление. Она была почти уверена, что если что-то там увидит — ну хотя бы что-нибудь! — то закричит во всю силу своих легких, не важно, побеспокоит она кого-то своим криком или даже разбудит.

Наконец она это увидела.

Совершенно ошарашенная, она все же не закричала. Да и как можно? Это же все вездесущий Вентворт. Наверное, он появился и тут же исчез — быстро, словно вор в ночи.

О господи, все это было так нелепо — словно в «Алисе в Стране чудес».

На круглом приставном столике, изогнутая резная ножка которого была выточена в виде грифона или какой-то другой фантастической фигуры, стоял чайник цвета какао и рядом с ним — такая же чашка и столовое серебро.

Сквозь истерический смех, который вырвался у нее от страха, Энн все же разглядела струйки горячего пара, спиралями поднимавшиеся из изогнутого носика чайника.

Ее ждал чай.

Чай, обещанный Картретом.

Всю ночь Энн так и не смогла уснуть. Как ни старалась.

При всей усталости тела и души Энн Фэннер просто не смогла отдаться на милость сна. Она заставила себя отбросить прочь мысли о фантастическом серебряном лунном свете, который видела в своем номере. Человеческий мозг так устроен: он не верит тому, чему не может найти объяснение. Все, что находится за гранью непреложных законов истины и веры, объявляется несостоятельным, то есть отбрасывается, словно этого не было, никогда не было. Это был всего лишь мираж, результат нарушения пищеварения и тому подобное.