Энн Райс - Мумия

– Очень скоро, сир, но, пожалуйста, будьте осторожны.

– Не беспокойся. – Рамзес взял Самира за руку. – Я уже получил инструкции от царицы Джулии. Мне можно съесть что-нибудь мясное, немного рыбы, немного дичи и не есть все одновременно.

Теперь засмеялся и Самир.

– Ты все еще грустишь? – спросил Рамзес.

– Нет, сир. И не обращайте внимания на мой мрачный вид. Я многое повидал на своем веку, но о том, что происходит со мной сейчас, даже не мечтал. Когда Генри Стратфорд умрет, мне больше нечего будет желать.

Рамзес кивнул. Этот человек никогда не выдаст его тайны, он знал, хотя не мог понять до конца подобной мудрости и преданности. Не понимал, когда был смертным. Не понимал и сейчас.

Это была роскошная столовая первого класса, уже заполненная господами в белых галстуках и фраках и дамами в декольтированных платьях. Когда Джулия вошла и взялась за спинку стула, Алекс вскочил, чтобы помочь ей. Генри и Эллиот, сидевшие напротив, тоже поднялись. Джулия кивнула Эллиоту, но на кузена даже не взглянула.

Она повернулась к Алексу и накрыла ладонью его руку. К сожалению, она не могла заткнуть уши: Генри продолжал злобно шипеть Эллиоту на ухо. Что-то об Алексе: мол, каким надо быть идиотом, чтобы позволить Джулии пуститься в это путешествие.

Алекс с потерянным видом уставился в свою тарелку. Сказать ему правду? Не время и не место. Она знала, что, будь она честной с ним с самого начала, Алексу не было бы сейчас так тяжело. Так что теперь она должна относиться к нему повнимательней.

– Алекс, – тихо произнесла Джулия. – Может быть, я останусь в Египте. Я не знаю, что будет дальше… Милый, иногда мне кажется, что тебе нужен кто-то более достойный тебя.

Алекса не удивили эти слова. Помолчав с минуту, он ответил:

– Разве есть на свете кто-нибудь лучше тебя? Если тебе вздумается жить в джунглях Судана, я последую за тобой.

– Ты сам не знаешь, что говоришь.

Он наклонился вперед и понизил голос до шепота:

– Я люблю тебя, Джулия. Все остальное в жизни я принимаю как само собой разумеющееся. Но не тебя. Ты для меня дороже всех людей на свете. Джулия, я буду сражаться за тебя, если понадобится.

Что она могла сказать, чтобы не ранить его?

Внезапно Алекс поднял глаза. Появились Рамзес и Самир.

На минуту Джулия потеряла дар речи. Рамзес был великолепен в отцовской белоснежной рубашке и смокинге. Каждый жест, каждое движение его были не менее изящны, чем у окружавших его англичан. Он просто излучал довольство и благополучие. Мелькнувшая на лице улыбка была ослепительна.

Потом началось. Он уставился на голые плечи Джулии, в открытый вырез ее платья. Он не отрывал глаз от крошечной темной ложбинки между полуобнаженными грудями. А Алекс с холодной яростью смотрел на Рамзеса. Самир, усевшийся по левую руку от графа Рутерфорда, тоже встревожился.

Джулия должна что-нибудь сделать. Все еще не сводя с нее глаз, будто ни разу до сих пор не видел ни одной женщины, Рамзес сел слева от Джулии.

Она быстро протянула ему салфетку и прошептала:

– Вот, возьми. И прекрати глазеть на меня. Это бальное платье, так принято! – И тут же повернулась к сидящему напротив Самиру: – Самир, я так рада, что вы путешествуете с нами!

– Да, и мы тоже, – немедленно включился в разговор Эллиот, нарушив неловкое молчание. – Наконец-то мы ужинаем все вместе. Я так мечтал об этом. Чудесно! Кажется, я добился своего.

– Похоже на то, – рассмеялась Джулия. Ей стало легче оттого, что рядом был Эллиот. Он сглаживал все неловкие моменты, делая это ненавязчиво, повинуясь интуиции. На самом деле он просто не мог ничего с собой поделать. За это обаяние и деликатность его и любили в обществе.

Джулия не осмеливалась в открытую смотреть на Генри, но видела, что ему явно не по себе. Он уже пил – его бокал наполовину опустел.

Официанты принесли шерри и суп. Рамзес потянулся за хлебом, отломил полбатона и тут же проглотил этот огромный кусок.

– Скажите мне, мистер Рамсей, – продолжал Эллиот, – как вам понравился Лондон? Вы пробыли у нас совсем недолго.

Какого черта Рамзес улыбается?

– Потрясающий город! – отозвался он восторженно. – Поразительные контрасты между роскошью и нищетой. Не понимаю, почему машины производят такое множество полезных вещей для немногих и так мало – для масс.

– Сэр, вы нападаете на саму техническую революцию, – произнес Алекс с нервным смешком, что было признаком дурного настроения. – Только не говорите, что вы марксист. Мы крайне редко принимаем радикалов… в своем кругу.