Энн Райс - Вампир Арман

Лицо моей дамы стало еще более хрупким, но ни на секунду не ожесточилось. Оценивая моего сердитого, дрожащего господина, она казалась настоящей фарфоровой принцессой.

– А тебе-то что за дело, мой властелин? – спросила она. – Разве ты превратился в Верховный Совет или в Совет Десяти? Веди меня к судьям, предъяви улики, если тебе будет угодно, скрытный колдун! Докажи свои слова.

В ней присутствовало какое-то значительное нервное достоинство. Она выгнула шею и подняла подбородок.

– Убийца, – сказал господин. – В одной клетке твоего мозга я вижу дюжину исповедей, дюжину жестоких назойливых поступков, дюжину преступлений…

– Нет, не тебе меня судить! Может, ты и маг, но ты не ангел, Мариус. С твоими-то мальчиками!

Он подтянул ее к себе, и я снова увидел, как открылся его рот. Я увидел его смертоносные зубы.

– Нет, господин, нет! – Я вырвался из его ослабшей хватки и налетел на него с кулаками, протиснувшись между ним и ею, изо всех сил замолотив по его телу. – Не смей, господин! Мне все равно, что она сделала! Зачем ты докапываешься до этих причин. Ты называешь ее назойливой? Ее! Да что с тобой такое?

Она отлетела к кровати и с трудом забралась на нее, поджимая ноги. Он отодвинулась в тень.

– Да ты – дьявол из самого ада, – прошептала она. – Ты – чудовище, я все видела. Амадео, он ни за что не оставит меня в живых.

– Оставь ее в живых, повелитель, или я умру вместе с ней! – воскликнул я. – Она здесь просто урок, я не буду смотреть, как она умирает.

Мой господин был в ужасном состоянии. Он был просто ошеломлен. Он оттолкнул меня от себя, но поддержал, чтобы я не упал. Он направился к кровати, но больше не преследовал ее. Он сел рядом с ней. Она еще глубже отпрянула к изголовью, тщетно потянувшись рукой к прозрачной золотой драпировке, словно та могла ее спасти.

Она посерела, съежилась, но не сводила с него неистовых голубых глаз.

– Мы с тобой оба убийцы, Бьянка, – прошептал он ей. Он протянул к ней руку.

Я помчался к ним, но он небрежно задержал меня правой рукой, а левой расправил на ее лбу несколько кудряшек, выбившихся из прически. Он положил ладонь на ее лоб, как священник, раздающий благословения.

– А все по грубой необходимости, сударь, – сказала он. – В конце концов, разве у меня был выбор? – Какая же она была храбрая, какая сильная – как тонкое серебро, сплавленное со сталью. – Что мне делать, раз мне дают задания, я же знаю, что придется делать и для кого. Как же они хитры. То зелье убивало жертву целыми днями, далеко от моего гостеприимного дома.

– Пригласи сюда своего притеснителя, дитя, и отрави, вместо того, чтобы травить тех, на кого он укажет.

– Да, так все и разрешится, – поспешно сказал я. – Убей того, кто тебя заставляет.

Она, казалось, всерьез призадумалась, а потом улыбнулась.

– А как же его стража, его родня? Меня задушат за такое предательство.

– Я убью его ради тебя, милая, – сказал Мариус. – И за это ты не будешь должна мне никаких великих преступлений, обещай только снисходительно забыть аппетит, который ты увидела во мне этой ночью.

Впервые ее мужество, казалось, дрогнула. Ее глаза наполнились чистыми красивыми слезами. В ней промелькнула тень усталости. Она на секунду повесила голову.

– Ты знаешь, кто он, ты знаешь, где он проживает, ты знаешь, что он сейчас в Венеции.

– Считай, что он мертв, моя прекрасная дама, – сказал мой господин. Я обхватил его рукой за шею. Я поцеловал его в лоб. Он пристально смотрел на нее.

– Ну, пойдем, херувим, – сказал он мне, не отводя от нее взгляда. – Избавим мир от этого флорентинца, этого банкира, который использует Бьянку, чтобы расправиться с теми, кто тайно доверил ему свои счета.

Такая догадливость потрясла Бьянку, но она опять улыбнулась мягкой, понимающей улыбкой. Она была такая грациозная, неподвластная ни гордыне, ни горечи. Все кошмары она оставляла в стороне.

Мой господин прижал меня покрепче к себе правой рукой. Левой он извлек из куртки большую прекрасную грушевидную жемчужину. Бесценная вещь. Он передал ее Бьянке, которая приняла ее только после некоторых колебаний, глядя, как она падает в ее праздную раскрытую ладонь.

– Позволь поцеловать тебя, милая принцесса, – сказал он.

К моему изумлению, она позволила, и он осыпал ее легкими поцелуями, я увидел, как наморщились ее изящные золотые брови, как ее глаза затуманились, а тело расслабилось. Она откинулась на подушки и крепко заснула.

Мы удалились. Мне показалось, будто я услышал, как за нами захлопнулись ставни. Ночь выдалась сырая и темная. Моя голова утыкалась в плечо господина. Я не смог бы посмотреть в небо или пошевелиться, даже если бы захотел.