Энн Райс - Витторио-вампир

Через городские ворота одна за другой въезжали телеги, и еще до того, как солнце поднялось над аккуратными черепичными кровлями и брусчатой мостовой, по которой я поднимался в гору, на улицах царила толчея.

В церквах колокола созывали прихожан к мессе, мимо меня стайками пробегали школяры, чисто умытые и вполне прилично одетые. Чуть позже я увидел, как они небольшими группами проследовали в сопровождении монахов в весьма древние и скромные по архитектуре церкви, украшенные только стоящими в глубоких нишах статуями святых с почти стершимися от времени чертами. На фасадах многих зданий выделялись грубо сделанные заплаты – судя по всему, нередкие в этих краях землетрясения наносили стенам домов заметный ущерб.

Я наткнулся на две весьма заурядные книжные лавки, в которых не нашлось ничего ценного, за исключением молитвенников, да и те стоили весьма недешево. Двое купцов выставили великолепные вещи, вывезенные с Востока, а столпившиеся в одном месте торговцы коврами развернули перед взорами покупателей впечатляющие красочным разнообразием изделия местных умельцев и изысканные творения мастеров из Византии.

Огромные суммы денег непрестанно передавались из рук в руки. Хорошо одетые люди без тени стеснения выставляли напоказ свои роскошные наряды. Создавалось впечатление, что город в полной мере самодостаточен и не нуждается в чем-либо извне. Однако не редкостью здесь были и странники, направлявшиеся в гору, – цоканье подков их лошадей звонким эхом отражалось от голых городских стен. Мне показалось, что там, вдали, виднеется неказистый с виду, но весьма хорошо укрепленный монастырь.

Я прошел мимо еще двух гостиниц и, пересекая время от времени узкие, едва проходимые, безлюдные переулки, удостоверился в том, что в город вели на самом деле всего две-три основные дороги, параллельно идущие от центра в гору.

В нижнем конце города располагались ворота, через которые я вошел, а на площади перед ними развернули торговлю сельские базары.

В верхнем конце сохранились развалины крепости или замка – когда-то там обитал властитель здешних мест, а теперь это было огромное нагромождение бесформенных древних каменных глыб, лишь частично доступное глазу со стороны улицы. На уцелевших нижних этажах этого сооружения расположились конторы городской управы.

Там сохранилось несколько маленьких гротов или аркад и старинные фонтаны, почти развалившиеся, но все еще испускающие журчащие водяные струи. Шаркая натруженными ногами, куда-то спешили старухи с большими рыночными корзинами, закутанные в шали несмотря на жару; несколько совсем юных хорошеньких молодых девушек строили мне глазки.

Однако меня они совершенно не интересовали.

Как только месса завершилась и начались школьные занятия, я подошел к доминиканской церкви – самой большой и впечатляющей из трех увиденных мной по дороге – ив доме приходского священника справился, могу ли повидаться со святым отцом. Я хотел исповедаться.

Ко мне вышел молодой священник, весьма пригожий, с прекрасно развитой фигурой и хорошей осанкой, со здоровым цветом лица и подлинно благочестивыми манерами; его черно-белые одежды отличались чистотой и опрятностью. Он внимательно оглядел меня с ног до головы, обратив внимание на висящий у пояса меч, и, судя по всему, принял за персону значительную, ибо весьма уважительно и одновременно сочувственно пригласил в маленькую исповедальню.

Он проявлял по отношению ко мне скорее милосердие, чем услужливость. Полысевшую голову святого отца обрамлял лишь небольшой венчик коротко остриженных золотистых волос, а в больших глазах застыло едва ли не застенчивое выражение.

Он сел на скамью, а я опустился перед ним на колени и, стоя так на голом полу, в безудержном порыве поведал от начала до конца свою мрачную историю.

Склонив голову, я торопливо, бросаясь от одной детали к другой, рассказывал о том, что произошло: от первых кошмарных происшествий, пробудивших во мне сильное любопытство и глубокую тревогу, до таинственных отрывочных фраз моего отца– В завершение своей исповеди я описал само нападение и ужасающие подробности убийства всех жителей нашего селения. Рассказывая о гибели брата и сестры, я исступленно жестикулировал, захлебывался словами и почти задыхался, словно вновь держал в руках их отрубленные головы.

И только закончив свое долгое трагическое повествование, я поднял взгляд и увидел, что молодой священник смотрит на меня в полнейшем отчаянии и с нескрываемым ужасом.