Тут я свалял дурака.
– Свалял дурака?
– Не хотел повторяться, хотел блеснуть, и поэтому в весь эпизод не включил ни единого кадра с крокодилами, сползающими с берега в воду.- Он вздохнул.- Естественно, без этого кадра африканская картина – не картина.
С тех пор я погиб. Как тот парень из МГМ[«Метро-Голдуин-Мейер»- одна из крупнейших голливудских фирм] несколько лет назад, который опростоволосился, назвав Суки сукой.
Я не мог сказать, разыгрывает он меня или нет, Майк – болтун известный. Но одного он добивался всерьез. Шанса.
– Пожалуйста, Эд,- бормотал он.- Я должен сделать еще картину. Я двенадцать лет в кино, но об этом бизнесе представление ты имеешь.
Двенадцать месяцев нет имени в титрах, и оно навсегда забыто. Помоги.
– У меня никаких планов сейчас,- ответил я, не соврав.
– Но ведь ты меня знаешь. Знаешь ведь, трижды был вторым в списке награжденных Киноакадемией…
Я покачал головой.
– Прости, Майк. Ничего не могу.
– Эд, первый раз в жизни – прошу. Я же свой в этом бизнесе. Я тут с мальчишеских лет. Начинал рабочим в студии, потом – монтажер, оттрубил восемь лет помощником режиссера, пока не выпало счастье. Потом двенадцать лет наверху. А теперь они хлопнули у меня перед носом дверью.
Это несправедливо.
– Это Голливуд,- сказал я.- Ты и сам понимаешь. А я только маленький «независимый» продюсер. Я не имею тут веса. Почему ты просишь меня?
Он был теперь совершенно трезв. Он глядел на меня, не мигая, а голос понизил до шепота.
– Ты догадываешься, Эд, почему. Я не просто хочу от тебя работу. Хочу, чтоб ты поговорил обо мне со своими людьми.
– С моими людьми?
– Не прикидывайся. Я слышал. Слышал, чем ты вертишь. И я хочу к вам.
Ведь я заслужил, по делам. Я свой.
Невыносимо было видеть эти глаза. Я отвернулся.
– Ладно, Майк, знай. Я говорил со своими людьми, как ты их называешь, говорил тому несколько месяцев. Мы изучили твой случай. И они тебя отклонили.
Он коротко рассмеялся, потом с улыбкой сказал:
– Известное дело: хромому да не прыгнуть… Спасибо, что хоть говорил, Эд. Увидимся, дорогой.
Я ушел, мне не хотелось оставаться с ним дольше. Хотелось еще поболтать с его девушкой, но с ним рядом было невыносимо. Почему-то мучило чувство, будто я только что смертный приговор ему вынес.
Может, глупо брать на себя столько, но сообщение через месяц в газете о его самоубийстве адресовалось, вроде бы, мне. Они, многие, кончают собой, повидав меня. Особенно, если знают – или угадывают – правду.
Кей Кеннеди с собой не покончила.
Не скажу, кого она подцепила после того, как Майк Чарльз вышиб свои мозги в потолок из кольта тридцать восьмого калибра, но человек был для нее верный. Год не прошел, и она сделалась Кей Кеннеди, а ее волосы обрели натуральный каштановый цвет. Я стал за ней наблюдать. У «независимого» продюсера одна из главных задач – наблюдать за людьми, появившимися в нашей сфере. Наблюдать и ждать.
Я наблюдал и выжидал еще год, прежде чем опять с ней повстречался «У Романова» однажды вечером.
Она уже знала вкус первого настоящего успеха, сыграв в «Хорошей погоде».
Она сидела за одним из лучших столиков с Полом Сандерсоном, когда я вошел.
Пол крикнул мне «Хэлло!» через зал, и я направился к ним. Представляя ее, он произнес имя отчетливо. И ресницами она в этот раз не хлопала.
– Я ждала случая вновь вас увидеть, мистер Стерн,- сказала она.- Вы, может, меня и не помните.
– Нет, помню,- ответил я.- А знаете, что Чейсен играл с Джоу Куком в картине «Полегче на поворотах», «Блестящие, великолепные»?
– Конечно,- сказала она.- Но сомневаюсь, что он снимался в «Аризоне моей дорогой», которую Кук делал в «Парамаунте»[Крупнейшая голливудская фирма]. Немного скандальная вещь, между прочим.
– Да,- согласился я.
Пол Сандерсон вытаращился на нас обоих, потом встал.
– Мне кажется, вам лучше вдвоем поворковать,- сказал он.- К тому же мне в туалет надо.
Он поднялся и зашагал прочь.
– Мой новый премьер,- сказала Кей.- Конечно, не слишком он новый.
Я закивал.
– Сниматься начал не позже Гильберта Роуленда, думаю. Но все еще хорош, а?
– Очень.- Она пристально на меня посмотрела.- Как это они делают?
– Кто и что делает?
– Вы понимаете, о чем я. Как некоторые ухитряются держаться вечно? Ну, эти, из Первой десятки, самые «кассовые» год за годом. Ведь не стареют, нет же?
– Конечно стареют. Вспомните ушедших. Она сощурилась,
– Вот чего вы от меня хотите. Вот чего вы хотите от всех. Чтоб помнили ушедших и забыли, что дюжина других тут и всегда тут была. Дюжина, которая остается звездами пятнадцать, двадцать, двадцать пять лет и попрежнему играет заглавные роли. А кроме них – еще несколько режиссеров и продюсеров, Де Милль, люди, вроде вас. Когда вы пришли в Голливуд, мистер Стерн? В девятьсот каком, бишь?
Читать дальше