Антон Фарб - Время Зверя

Запах здесь стоял нехороший, гнилостно-затхлый, и сыростью тянуло от черных, вросших в землю домишек с заколоченными дверями и окнами. Огороды густо заросли бурьяном, заборы покосились и разве что не лежали на земле, улица превратилась в сплошное болото, разъезженное, размытое дождями, закисшее и источающее зловоние… Деревенька эта умерла много лет назад, и выглядела она сейчас соответственно. Как и должен выглядеть разлагающийся труп…

Не было здесь никакого движения, все замерло, окаменело, как на фотографии, черно-белой и пожелтевшей от старости фотографии с потрескавшимися краями — затертой, залапанной, выгоревшей и замызганной грязью фотокарточке…

А еще здесь было очень тихо: не было птиц, не шуршал ветер в кронах деревьев-скелетов, не скрипели оборванными петлями ставни и калитки, не лаяли собаки… Да и откуда здесь взяться собакам? — подумал Ахабьев чуть удивленно. Отчего я вообще вспомнил о собаках?

— Это что ж, нам теперь все дома обшаривать? — чуть растерянно сказал Валентин Дмитриевич. — А если, неровен час, крыша рухнет? Зашибет ведь… Тут же сгнило все давно. Вон какие дыры! И чего его сюда понесло? О-хо-хо… Ну что ж, Олег Николаевич, вы берите себе левую сторону улицы, а я по правой пройдусь. Небось, дрыхнет старикан где-нибудь, а мы его ищи…

Искать не пришлось. Максим Платонович Кузьмин лежал на земле в самом конце улицы. Маленький, нелепый, жалкий в своем распахнутом стареньком пальто и кургузом пиджачке с оборванными пуговицами, левой рукой он стискивал грудь сквозь тонкую ситцевую рубашку, а скрюченными пальцами правой — комкал холодную грязь. Его тонкие, похожие на паутину седые волосы были растрепаны, а на землисто-сером лице ярким пятном выделялись синевато-белые губы. Глаза его были закрыты, и не просто закрыты, а зажмурены, крепко-накрепко сжаты, до судороги, так, что все лицо перекосила гримаса напряжения, и губы кривились в безмолвном крике…

Он был мертв. И мертв уже давно. Смерть наступила чуть меньше суток назад, определил Ахабьев на глазок. Выходит, пока я всю ночь искал Зверя в лесу, Зверь выслеживал этого безобидного старичка… И выследил. Только убить не сумел. У старичка было слабое сердце… А падаль Зверь не ест.

Что ж, сойдет за смерть от естественных причин. В конце концов, что может быть естественнее смерти от инфаркта?

— Вот черт… — пробормотал Валентин Дмитриевич, увидев труп и слегка побледнев. — Вот надо же… Черт побери… И что теперь делать? Как же мы его понесем? Машина же сюда не доедет… Летом бы доехала, а сейчас… Надо бы носилки соорудить. Ну не бросать же его здесь, верно? А потом… Черт, и телефона-то у нас в Сосновке нет. Придется ехать в город за «скорой». И милицию тоже надо вызвать…

Как же он спокоен, удивился Ахабьев. Как же он хладнокровен и рассудителен! Уравновешен и равнодушен… И все, что его волнует — так это непредвиденные заботы и необходимость ехать в город… Смерть человека для него — всего лишь источник проблем. Не более.

Не от того ли, что это он его убил? Ахабьев мысленно улыбнулся своей мнительности. Лет десять назад он бы точно заподозрил Валентина Дмитриевича в ликантропии. И принял бы все необходимые меры. Несмотря на предостережения отца.

А потом мне пришлось бы принять все необходимые меры в отношении самого себя, подумал он. Ведь приди я сюда один, спрятал бы труп в погребе одного из домов, а Елизавете Ивановне сказал бы, что ничего не нашел. И всего делов…

«Моя первая охота скорее напоминала детектив Агаты Кристи… Я не так пытался выследить Зверя, как угадать, кто из моих соседей по туристическому кемпингу неподалеку от славного болгарского города Тырговиште (забавно, как далеко порой приходится забраться, чтобы понять кто ты такой на самом деле!) и есть хитрый и коварный оборотень… Наверно, это атмосфера мистики и ужаса, окружавшая наше семейное ремесло, превратила меня в параноика и заставила забыть элементарные правила поведения животных.

Хищник никогда не охотится возле своего логова. Оборотень никогда не станет жить среди тех, кого он собирается убить. Это слишком рискованно. А Зверь лишен жалости и милосердия, но не ума!

К тому же, как я подозреваю, Зверю вовсе необязательно подкрадываться к своим жертвам. Об этом нет упоминаний в дневниках наших предков (по крайней мере, в тех, что я читал), но я почти убежден в том, что Зверь может приманивать к себе людей…