Андрей Бурцев: Знак Сатаны

Ирина прижалась к Сергею, обняла его. Сергей опустил взгляд, чтобы не видеть ее придвинувшееся вплотную белое, застывшее лицо с расширившимися глазами. Полы халата разошлись еще больше, обнажив лежащую на диване, согнутую в колене ногу. Сергей не мог отвести взгляда от этой ноги, открытой во всю длину.

— Моя подруга подрабатывала по ночам в морге, — голос Ирины упал до жаркого шепота. — Сторожем… Как-то попросила подежурить за нее. Когда она ушла, я осталась одна. Кругом витал сладковатый запах смерти. Лампы дневного освещения… Все залито их голубоватым светом. Блестящий кафель, чистота… Красиво! Мне захотелось все осмотреть. Открыла одну дверь — какие-то приборы, микроскопы, пробирки. Вторую большой мраморный стол со стоком для крови, в изголовье маленький душ… Третья дверь вела в мертвецкую. Первое, что бросилось в глаза — длинный ряд желтых пяток. Не знаешь, Сережка, почему у всех покойников пятки желтые? Впрочем, не важно… Я прошла по ряду — какие разные лица. Умиротворенное лицо прожившей свой век старухи. Искаженное последней судорогой лицо молоденькой девчонки. Зеленое, распухшее лицо утопленника. Невинная мордашка ребенка… Последним в ряду лежал молодой мужчина. Он был прекрасен! Никакой мысли о трупе не возникало при взгляде на него. Разве что о прекрасной мраморной статуе. Неповрежденное, совершенное тело. Восставшая плоть намекала на смерть в женских объятиях. Он лежал холодный, недвижимый, принадлежащий теперь только смерти. Да еще… мне.

Не умолкая, Ирина взяла руку Сергея и, расстегнув верхнюю пуговицу халата, положила ее на маленькую острую грудь. Ощутив между пальцами нежный сосок, Сергей задрожал, сам не зная, то ли от холода, то ли от страстного, но леденящего шепота Ирины.

Она шептала все быстрее, уже в самое его ухо, обдавая жарким дыханием. Дышала мелко, прерывисто и часто. Закинула вторую ногу ему на колени, прижимаясь к нему всем телом.

— Меня охватило ужасное возбуждение. Я сорвала с себя одежду. Несмотря на холод в помещении, мне было жарко. Очень медленно я легла на него и приняла в себя его холодную плоть. Я целовала его неподвижные губы, ласкала, шептала нежные слова. Он был мой, принадлежал только мне, и никакая смерть уже не могла его отобрать… С тех пор я не раз подменяла подругу, и каждый раз наслаждение становилось более ярким, более сильным. Они не были мертвыми, мои возлюбленные, они были живее всех моих знакомых, потому что принадлежали только мне. Я могла делать с ними все, что хотела, и делала, делала… Казалось, моей фантазии нет предела.

Ирина замолчала и резко поднялась с дивана. Словно в трансе, Сергей встал следом, глядя, как медленно, пуговицу за пуговицей, Ирина расстегивает халатик.

— Я мечтала, чтобы ты был у меня первым, — громко сказала Ирина. После жаркого шепота слова прозвучали резко и сухо. — Считай, что так оно и есть. Не будешь же ты ревновать к покойникам?

Распахнув халат до конца, Ирина прижалась к Сергею. Быстрые пальцы стали расстегивать рубашку, спускаясь все ниже.

— Ну что же ты, милый, — ворковала Ирина. — Пойдем в спальню. Там темно и тихо… Как в склепе.

В спальне действительно было темно. Пахнуло запахами женского обиталища, смешанными с дурманящим настоем цветов. Тлеющий ночник высвечивал правый угол все с тем же страшным распятием.

Ирина оторвалась от Сергея и легла на кровать, почти совсем погрузившись в темноту — смутно белеющий силуэт, едва очерченный ночником. И все окружающее, и ее леденящие, страстные признания стали уже не важны.

Сергей на миг отвернулся, бросая на стул одежду. Потом, дрожа от нетерпения, опустился на кровать рядом с Ириной, чувствуя ее нежное тепло. Впившись в полураскрытые, ждущие губы, застонал от наслаждения. Его рука проползла по плечу девушки, задержалась на миг на холмике груди и нежно пошла ниже… ниже… И наткнулась на напряженный член.

Вскрикнув, Сергей соскочил с кровати и метнулся к двери, шаря по стене в поисках выключателя. Яркий свет озарил комнатушку. Это оказалась не спальня, а нечто вроде кладовой. С потолка свисали гирлянды паутины. На грубых дощатых полках тянулись ряды пыльных банок. Совсем неуместными на заваленном мусором полу выглядели два стула и кровать с белоснежной простыней.

На простыне, запрокинув голову, лежал голый Павел и, закатив глаза, протягивал к Сергею руки.

— Сергей, — противно кривя губы, простонал Павел, — миленький ты мой… Ты же хочешь, хочешь меня, я вижу… Я тоже хочу… чтобы ты…