Тоска, отвращенье,
Как тающий воск,
Исчезли с болезнью,
Мрачившей мой мозг,
С горячкой, что жизнью
Сжигала мой мозг.
Исчезла и пытка,
Всех пыток сильней. —
Ужасная жажда
Души моей
К реке ядовитой
Проклятых страстей:
Насытил я жажду
Души моей.
Испил я студеной
Воды из ключа,
Тот ключ потаенный
Струится, журча,
В земле неглубоко
Струится, журча.
О нет! Пусть не скажет
Никто, что для сна
Приют мой мрачен,
Постель так тесна, —
Ведь тот, кто скажет:
Постель так тесна,
Он тоже ляжет
В такую ж для сна.
Мой дух не лелеет
Мечтаний о грозах,
Не сожалеет
О пламенных розах,
О том, что алеет
На миртах и розах,
Дыханье как будто
Анютиных глазок
Он слышит из руты,
Из праздничных связок
Цветов розмаринных,
Анютиных глазок —
Дыханье невинных
Анютиных глазок.
Он дремлет блаженно
В тумане мечтаний
О правде нетленной
И верности Анни,
Витая блаженно
Средь локонов Анни.
Она с поцелуем
Склонилась ко мне,
И я, не волнуем
Ничем в тишине,
Скользя, как по струям,
Забылся во сне.
Укрыв меня нежно
И свет затемня,
Она помолилась
Потом за меня,
Чтоб ангелы неба
Хранили меня.
И я на постели
Лежу распростерт
(С истомою в теле),
Как будто я мертв, —
Прильнув к изголовью,
Лежу распростерт
(С ее любовью),
Как будто я мертв, —
И вам всем я страшен,
Как будто я мертв.
Душа ж моя ярче,
Чем в млечном тумане
Все звезды на небе,
Сверкает с Анни,
Горит она светом
Любви моей Анни,
Лучится ответом
Из глаз моей Анни.
7 июля, 1849 пер. В. Топорова
Постигнув, что не только человек —
Но ангелы — из всех благословений,
Способных нежность выразить навек,
Не отыскали имени блаженней,
Я «матерью» назвал тебя, и ты
Вошла мне в сердце самою родною
И стала жить в нем — в доме пустоты,
Покинутом покойною женою.
Мою родную мать (по ком я тоже
Скорблю) ты материнством превзошла:
Жизнь дорога — Виргиния дороже,
Ты, дав ей жизнь, мне этим жизнь дала;
Отныне же, когда ее не стало,
И для меня небытие настало.
9 октября, 1849 пер. Д. Садовникова
Многие, многие годы назад,
У моря родной мне земли,
Жила одна девушка, звали ее
Красавицей Аннабель-Ли,
И, кроме любви, мы ни о чем
И думать с ней не могли.
Оба мы были простыми детьми,
Детьми той приморской земли;
Но выше земной была эта любовь,
Любовь к моей Аннабель-Ли, —
Настолько, что даже завидовать ей
И ангелы в небе могли!
Многие, многие годы назад
Осенние тучи пришли,
И ветром холодным убили они
Красавицу Аннабель-Ли.
Родные зарыли в могилу ее
У моря родной ей земли.
Знаю — завидовать нашей любви
И ангелы в небе могли!
И вот где причина (про то говорят
Все люди приморской земли),
Что ветер осенний унес от меня
Красавицу Аннабель-Ли.
Да, наша любовь была выше земной!
Ни взрослые так полюбить не могли,
Ни мудрые так не могли, —
И кто разлучит ее душу со мной?
Ни ангелы неба, ни духи земли —
Не в силах никто меня с ней разлучить
С любимой Аннабель-Ли!
Мне при свете луны в душу крадутся сны
О красавице Аннабель-Ли;
И в мерцаньи ночей вижу свет я очей
Дорогой моей Аннабель-Ли…
Я расстаться с моей дорогой не могу
И всю ночь провожу на морском берегу,
На могиле родной мне земли,
Возле Аннабель-Ли.
Ноябрь, 1849 пер. А. Оленича-Гнененко
I
За санями вьется снег,
Белый снег.
Колокольчики беспечно рассыпают нежный смех
И звенят, звенят, звенят
В льдистом воздухе ночном,
И звенят, и говорят.
Звезды радужно горят
Кристаллическим огнем.
Слышишь ритм, ритм, ритм —
Речь руническую рифм?
С колокольчиков слетая, музыкально тает он,
Этот звон, звон, звон.
Звон, звон, звон.
Этот быстрый, серебристый перезвон.
Читать дальше