Морис Ренар - Доктор Лерн, полубог

Я наедине с Карлом.

Я почувствовал приступ голода. Недалеко от меня несчастный птичий двор тоже собирался на покой: шелест соломы, пугливое клохтанье, сдержанный лай… Коровы мычали.

Ночь.

Вошел Лерн. Я был невероятно взволнован. Он пощупал мой пульс.

— Ты хочешь заснуть? — спросил он меня.

— Скотина! — ответил я.

— Хорошо. Я дам тебе успокоительное питье.

Он подал мне его. Я выпил. Оно пахло хлороформом.

Снова я наедине с Карлом.

Кваканье лягушек. Блеск звезд. Восход луны. Появление ее красноватого диска. Мистическое восхождение светила и смена одного светила другим… Все очарование ночи… В своем отчаянии я воссылал к небу забытую молитву, мольбу маленького ребенка, обращенную к Тому, Кто был для меня вчера — мифом, а сегодня превратился в твердую уверенность. Как мог я сомневаться в Его существовании?!..

И луна бродила по небу, точно ореол в поисках за челом, которое надо увенчать.

Немало времени прошло до того, как я стал засыпать со слезами на глазах…

Я забылся в бреду. Простое жужжанье приняло размеры грохота. Кто-то ходил по соломе. Этот птичий двор выводил меня из себя… Бык ревел. Мне даже казалось, что он ревет все громче и громче. Разве его загоняли с коровами каждый вечер на двор этой странной фермы?.. Впрочем… Какая возня и сколько шума, мой Бог!..

Вот какие мысли бродили у меня в голове, когда я, бесповоротно осужденный на смерть или обреченный на сумасшествие, под влиянием наркотического питья, заснул тяжелым искусственным сном, который продолжался до самого утра.

Кто-то тряс меня за плечо.

У кровати стоял Лерн в белой блузе.

Снова я испытал ясное определенное ощущение, что я в разбойничьем притоне.

— Который час?.. Придется ли мне умереть?.. Или ваше дело уже сделано?

— Терпение, племянничек. Дело еще и не начато.

— Что вы собираетесь со мной делать? Вы привьете мне чуму… туберкулез… холеру? Скажите, дядюшка… Нет? Что же в таком случае?..

— Ну, довольно. Полно ребячиться.

Он отошел, и я увидел операционный стол, состоявший из узенькой решетчатой металлической доски на узких козлах — это вызвало в моей душе воспоминание о дыбе в застенке. Сложный набор инструментов и стекло бесчисленных склянок ярко блестели при лучах восходящего солнца. Гигроскопическая вата лежала белой кучей на маленьком столике. Под каждым из металлических шаров, поставленных около стола, горела спиртовая лампочка.

Мое оцепенение было близко к обморочному состоянию.

В соседнем помещении, за занавесью, в настоящий момент закрытой до конца, чувствовалась возня.

Оттуда доносился пронизывающий запах эфира. Тайна! Тайна до самой смерти…

— Что там происходит? — закричал я.

Между стеной и занавесью прошли Карл и Вильгельм, уходя из соседнего помещения, превращенного, благодаря занавеси, в отдельный кабинет. Они тоже были одеты в белые халаты — значит, они тоже принимали участие в операции…

Но Лерн схватил что-то, и я почувствовал на темени холод от прикосновения стали. Я закричал благим матом.

— Болван, — сказал дядя, — это машинка для стрижки волос.

Он выстриг меня, потом тщательно выбрил всю голову. При каждом прикосновении бритвы мне казалось, что лезвие вонзается мне в голову.

Затем снова намылили голову, сполоснули все, после чего профессор нанес на мою плешь при помощи жирного карандаша и какого-то особенного циркуля ряд каббалистических линий.

— Сними рубашку, — сказал он мне, — но будь осторожен, не сотри моих заметок и значков… Ну, а теперь ложись сюда.

Они помогли мне влезть на стол. Меня крепко привязали к нему, причем руки завязали под столом.

Но куда девался Иоанн?

Карл, не говоря ни слова, надел мне на лицо что-то вроде намордника. Мои легкие наполнились испарениями эфира. Почему не хлороформ? — подумал я.

Лерн порекомендовал мне:

— Вдыхай как можно глубже и спокойнее, это в твоих же интересах… Дыши.

Я повиновался.

В руках у дяди длинный тонкий шприц… Ай!.. он уколол меня им в шею. Я с трудом промямлил, так как губы и язык были у меня точно налиты свинцом:

— Подождите… Я еще не заснул… Что это за прививка?.. Сифилис?..

— Просто морфий, — сказал профессор.

Я почувствовал, что впадаю в бесчувствие.

Снова очень болезненный укол в плечо.

— Я не сплю… Ради Бога, подождите… Я еще не сплю…

— Это именно мне и надо было знать, — пробормотал мой палач.

С некоторого времени моя пытка становилась для меня мучительной. Меня утешало сознание, что все приготовления делались для головной операции… А ведь Мак-Белль пережил же трепанацию черепа…