Игорь Середенко - Исповедь

— Как же быть на счет священника? — произнес неизвестный заключенный.

— Священник… я… нет, я не знаю, как и почему. В суде сказали, что он был болен… — не внятно и путано произнес, заикаясь, заключенный.

— Это не так, — спокойным и ровным тоном сказал неизвестный заключенный.

— Что? — удивленно и с презрением сказал заключенный, — Да откуда ты знаешь?! — повысив тон, произнес заключенный, — Тебя что, подослали за мной шпионить?!

— Нет, — коротко и холодно ответил голос из темноты противоположной стены. — Меня не подсылали. Но священника убил ты.

— Нет, нет! — завопил встревоженным голосом и слегка напуганным заключенный.

— Этот грех на тебе и тебе ведомо это, — ровным и спокойным тоном произнес голос неизвестного.

— Вранье! — злобно ответил заключенный, — Это все прокурор. Это он хочет невинного за решетку засадить и лишить свободы, он ничем не лучше этих ненасытных тварей банкиров. Он хочет убедить присяжных в моей вине. Но ему это не удастся.

— Значит, стоит доказывать?

— Кто ты такой? Ну-ка покажись, — заключенный привстал и намеревался подойти ближе, что бы разглядеть лицо неизвестного в темном стороне камеры, как вдруг зажглась шипя и искря лампочка в камере, но тут же угасла вмиг, погрузив все в ночной мрак. Этого мига было достаточно, что бы заключенным смог разглядеть бело-розовое лицо незнакомца.

Заключенный мгновенно отшатнулся к стене, сильно ударившись об нее, и тяжело опустился на пол.

— Этого не может быть, — медленно и отчетливо по словам произнес тяжело дыша заключенный. — Ты же умер. Я сам видел. Но, но… не может этого быть. Патрик Стивенс мертв. Я слышал собственными ушами…

— Я чувствую, что ты узнал меня, — произнес голос священника Патрика Стивенса.

— Но, но… — по-прежнему заикаясь, произнес заключенный и по его спине пробежал волной холодок, — если ты жив, то…

— То почему я в суде не рассказал всю правду? — докончил фразу священник вместо заключенного.

— Именно так. Там, в банке, перед кафедрой я исповедовался лишь вам отче, и никто не мог слышать моих слов. Но, теперь ты наверняка все рассказал прокуратуре… но как же тайна исповеди?

— Не волнуйся, я никому ничего не рассказал, и храню эту тайну в себе.

Словно тысячи демонов отпустили заключенного на свободу, переставая его терзать сомнениями и догадками, и он тяжело вздохнул.

— Но, зачем… если ты не умер, и исповедь будет сохранена, то зачем тогда… — он вновь терялся в догадках.

— Зачем я пришел к тебе? — вновь священник опередил заключенного.

— Да, я хочу знать. Отвечай, — приказным, но не уверенным тоном произнес заключенным.

— Хорошо, я отвечу. Твоя исповедь не полна, и ты должен завершить молитву, и я помогу тебе в этом. Покайся мне в своих грехах, и я обещаю тебе — господь тебя услышит. Ведь ты чувствуешь, что твоя молитва не полна. Твои страхи гнетут тебя, это написано у тебя на лице, и это я прочел тогда, во время твоей исповеди, в твоей душе.

— Ты не лжешь, — утвердительно произнес заключенный. — Я каюсь господи! Ибо я грешен! Я хочу, что бы ты священник помог мне. Ты действительно можешь?

— Да, но ты должен быть искренен. Расскажи мне всю правду, до конца.

— Там, в банке, во время исповеди моей, меня мог слышать лишь священник. Я специально понизил голос до шепота, что бы никто более кроме нас не мог услышать мои слова. Я надеялся на то, что и уста священника будут молчать. И потому я смело поведал господу о своих грехах, коим сам содрогаюсь и по сей день.

Да я убивал, отнимал жизни других людей. Мне приказывал этот страшный голос, проникший однажды в мой мозг и повелевающий моим телом и сознанием, и держащий в заключении на самом глубоком и мрачном ущелье мою смертную душу, — заключенный резко схватился руками за уши. — Он и сейчас повелевает мне и пытается заставить меня, «молчи» или нет, «убей», вот его слова. Но я не могу. Я уже совершал этот самый страшный грех и не один раз.

Я странствовал по Европе и встречались мне разные семьи. И, как только я замечал, что жены мужей иноплеменные, то есть принадлежали к другой нации, нежели их мужья, то всякий раз появлялся этот жуткий голос. Он заставлял меня, и я хорошенько спланировав по времени и не оставляя никаких следов, кроме холодных трупов со скрученными шеями. Он приказывал убивать и детей, я сопротивлялся этому, но был каждый раз бессилен демонской силе. Я убивал жен и детей, скручивая им шеи, а затем переезжал в другие города и страны…