Эрик Хелм - Уцелевший

Моката улыбнулся, и миссис Итон внезапно поймала себя на пугающей мысли: этот человек вовсе не так черен, как его малюют. Светлые, почти водянистые глаза смотрели дружелюбно и чуть насмешливо, словно их обладатель и не думал обижаться на столь нелюбезный прием. И голос лился добродушно, длинными, безукоризненными английскими фразами. Лишь интонационные странности выдавали в говорящем француза.

— Прекрасно понимаю Саймона: воздух этих мест исключительно свеж и благотворен, а гостеприимство, безо всякого сомнения, не оставляет желать иного. К несчастью, некоторые обстоятельства, о коих вы, безусловно же, не были поставлены в известность, вынуждают просить позволения забрать господина Аарона в Лондон — и безотлагательно.

— Исключается, — лаконически ответила Мари-Лу.

— Понимаю, — вздохнул Моката, разглядывая носки своих безукоризненно вычищенных штиблет. — Я весьма и весьма опасался, что достойнейший герцог де Ришло, наш общий друг и знакомый, наговорит умопомрачительных вещей, способных навеки погубить мою репутацию в ваших очаровательных глазах. Умоляю и настаиваю: поверьте, Саймону грозит опасность, и очень большая...

— Не сомневаюсь, — вставила Мари-Лу с обворожительной улыбкой.

— ...которую возможно устранить, — невозмутимо продолжил Моката, — лишь перевезя его в Лондон.

— Покуда господин Аарон здесь, в этом доме, — прощебетала Мари-Лу, — ему не грозит никакая опасность!

— О, сударыня! — сказал Моката. — Я вряд ли смею рассчитывать, что счастливое, беззаботное, обольстительное существо знакомо с темными сторонами жизни...

«Попал пальцем в небо, — мысленно заметила Мари-Лу. — Либо пустословит, либо отнюдь не всеведущ...»

— ...А посему просто поверьте: уже долгое время Саймон, которого любим и вы, и я, пребывает на грани серьезнейшего, быть может, необратимого душевного расстройства. Вывести беднягу из этого состояния способен, к сожалению, только я... О! Шоколадные конфеты!

Глаза гостя буквально впились в глянцевую коробку, стоявшую на курительном столике.

— Не сочтите меня скверно воспитанным наглецом, — сказал Моката почти с жалобой в голосе, — но я буквально с ума схожу при виде сладостей! Как избалованный ребенок. Разрешите попробовать?

— Увы! — глазом не моргнув, расхохоталась Мари-Лу. — Вынуждена огорчить: это не шоколадки. А какого свойства болезнь у Саймона?

Уличить хозяйку дома в беззастенчивой и нелюбезной лжи Моката, разумеется, не дерзал, хотя стоило только протянуть руку и поднять крышку. Он ограничился тем, что надулся, подобно школьнику-сладкоежке, обманутому в наилучших ожиданиях, и воскликнул:

— Экая досада! Ну, давайте выкину картонку в мусорную корзину. Дабы не вводила в заблуждение бедолаг вроде меня...

Прежде нежели Мари-Лу опомнилась, визитер уже ухватил коробочку и заговорщически подмигнул, почуяв ощутимый вес.

— Эгей! — возмутилась Мари-Лу. — Коробочка-то еще служит верой и правдой! Моя малышка держит в ней мраморные шарики и морские камни.

Она проворно изъяла предмет обсуждения. Бумажные обертки внутри сместились и явственно зашуршали.

— Видите, как девочка дорожит своими сокровищами? Каждый шарик помещается в отдельную чашечку из-под конфеты; чашечки выкладываются опрятными рядами — все чин-чином.

Разумеется, Моката раскусил наивную уловку, но поделать не мог ничего. Хорошенькая избалованная женушка господина Итона, резвушка без царя в голове нежданно предстала ему противницей разумной и достаточно понимающей в делах, о которых, по справедливости, не должна была смыслить ни аза.

Несколько мгновений собеседники молча разглядывали друг друга. Затем гость начал вести подкоп с иного направления. Следовало продолжать разговор, продолжать любым способом, не дать выставить себя за дверь. А глаза и голос тем временем поработают...

— Миссис Итон, совершенно и вполне очевидно, что ваши друзья преднамеренно выставили меня чудовищем. Зачем — не постигаю, но думается, при создавшемся положении лучше будет честно положить карты на стол, избегая тем самым досадных недомолвок и недоразумений.

— Как хотите, — спокойно ответила Мари-Лу. — По чести, мне совершенно все равно.

Последнюю фразу Моката старательно пропустил мимо ушей.

— Дискутировать по поводу этических аспектов магии... — торжественно провозгласил он.

— Будьте любезны, говорите по-английски, — проворковала Мари-Лу. — В школе я была ужасной лентяйкой и, когда в моем присутствии начинают изъясняться на латыни, чувствую полное смущение. К тому же ничегошеньки не понимаю в подобной белиберде!