Джеймс Роллинс - Яма

— Не двигаться! — рявкнул второй.

Брут напрягся. Он знал этот голос, скрипучий и безжалостный. Его сердце подпрыгнуло и отчаянно заколотилось, шерсть встопорщилась, он задрожал от ярости.

— Мам? Пап? — окликнул сверху мальчик.

— Джейсон! — крикнул из столовой отец. — Оставайся наверху!

Главарь прошел в глубь комнаты, повел пистолетом.

— Сидеть, старик!

— Что вам нужно?

Главарь снова дернул пистолетом.

— Ты! Где моя собака?

— Ваша собака? — переспросила мать с пола, дрожащим от страха голосом.

— Брут! — взревел мужик. Он вскинул вторую руку и продемонстрировал культю. — Я его, суку, проучу... И его, и всех, кто вздумает его защищать! Короче, щас мы тут устроим старое доброе барбекю!

Он обернулся к тому, кто стоял в дверном проеме.

— Ну, чего ждешь? Бензин где?

Человек скрылся в темноте.

Бенни опустился на пол и попятился к перилам. Он присел на задние лапы...

— Ну? Где вы держите этого сраного пса? Он у вас, я знаю!

Брут ринулся вперед, вложив все силы в этот прыжок. Он коснулся дивана и перелетел через него. Стекло разлетелось вдребезги, когда он ударился о него своим мощным лбом. Он очутился на кухне. Его передние лапы коснулись пола прежде, чем первый осколок стекла успел упасть на пол. Когда осколки со звоном посыпались на клетчатый линолеум, он уже пронесся дальше.

Человек с пистолетом, стоявший в коридоре, начал было оборачиваться на шум. Но поздно. Брут промчался по коридору, пригнулся, схватил стрелка за лодыжку и одним движением порвал ему связку. Падая, человек ударился головой об угол орехового стола и затих.

Брут заметил на парадном крыльце человека, застывшего на ходу, с двумя большими красными канистрами. Человек увидел Брута, несущегося прямо на него. Глаза у него расширились. Он выронил канистры, повернулся и бросился бежать.

Раздался выстрел. В замкнутом пространстве он звучал оглушительно. Брут почувствовал, как что-то ударило его в переднюю лапу. Лапа подломилась под ним, но он уже прыгнул на однорукого, своего прежнего хозяина и тренера. Брут обрушился на него, как мешок цемента. Он с размаху ударил человека головой в грудь. Тот не устоял на ногах, и оба повалились назад.

Пистолет выстрелил снова.

Что-то обожгло Бруту ухо, с потолка дождем посыпалась штукатурка.

Потом оба рухнули на пол. Человек упал на спину, Брут сверху. Пистолет вылетел у человека из пальцев и укатился под кресло в столовой.

Тренер попытался отпихнуть Брута ногой, но не тут-то было! Он слишком хорошо обучил этого пса. Брут увернулся от колена и с ревом устремился к горлу противника. Тот одной рукой ухватил его за ухо, но Брут потерял большую часть уха в одном из боев. Ухо выскользнуло из руки, и Брут вцепился в беззащитную шею. Клыки вонзились в кожу, готовясь нанести смертельный удар.

И тут позади раздался крик:

— Бенни! Нет!

Краем глаза он увидел отца, опустившегося на корточки рядом с обеденным столом. Он достал упавший на пол пистолет и целился в Брута.

— Бенни! Лежать! Отпусти его!

Брут зарычал на отца из глубины своей черной ямы. Он сильнее стиснул клыки, заструилась кровь. Нет, он не хотел его отпускать! Тренер дергался, визжал и булькал. Один кулак вслепую ткнул его в бок, но Брут только сильнее стиснул зубы. Кровь потекла быстрее.

— Бенни, отпусти его немедленно!

Раздался испуганный крик. Голос был другой, более высокий. Он доносился сверху.

— Папа, не надо!

— Джейсон, я не могу допустить, чтобы он кого-нибудь убил!

— Бенни! — заорал мальчишка. — Бенни, пожалуйста!

Брут не обратил на них внимания. Он был не Бенни. Он знал, что его место — в яме. Поле зрения сужалось, вокруг смыкалась тьма, и он падал, падал в эту черную, бездонную яму, уволакивая за собой человека. Брут знал, что ему отсюда не вырваться, и этого он тоже отпускать не собирался.

Пора было покончить со всем разом!

Но когда Брут уже окончательно провалился во тьму, что-то остановило его, помешало ему упасть. Странно. Позади него никого не было, и тем не менее он отчетливо почувствовал, как его дергают за хвост. Хватают, держат, медленно оттаскивают от края ямы. Понимание снизошло на него постепенно, просочившись сквозь отчаяние. Он знал это прикосновение. Оно было знакомо ему, как его собственное сердце. В нем не было настоящей силы, и все же оно сломило его, и он рассыпался на тысячу кусков.

Это была она. Он помнил ее, ее коронную уловку.

Она снова защищала его.

Его верная хранительница.