Уильям Блэтти: Экзорсист

— Ты раскаиваешься во всех грехах жизни своей, коими огорчил ты Господа Бога нашего?

Дайер вновь ощутил пожатие. Чуть отстранился, перекрестил умирающего. Произнес слова отпущения:

— Ego te absolvo [27] Я отпускаю тебе… Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь. ( лат. ) … — Крупная слеза выкатилась из уголка глаза и замерла на окровавленной щеке. — …In Nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, Amen, — закончил Дайер, чувствуя, как все сильнее сжимается обруч на его руке. Затем снова нагнулся к самому уху, выждал, пока не спадет волна подкативших рыданий.

— Ты… — начал Дайер и тут же умолк. Пальцы разжались. Он выпрямился, заглянул вниз и встретил навеки застывший, последний взгляд. Мир и покой были в этих глазах, и что-то еще, что-то радостно-непостижимое — может быть, счастье духа человеческого, вырвавшегося наконец из тисков страданий и боли. Глаза Карраса глядели вверх. Но видели они перед собой уже иное небо.

Дайер мягким движением опустил веки. Издалека донесся вой приближающейся сирены. Молодой священник начал произносить какие-то слова прощания, но не договорил, уронил голову и разрыдался.

Подъехала скорая. Когда носилки с мертвым телом стали задвигать в задний отсек фургона, Дайер взобрался вдруг по ступенькам и подсел к санитару.

— Вы ничем уже не поможете ему, святой отец, — ласково проговорил тот. — Не рвите сердце себе. Оставайтесь здесь.

Не спуская глаз с заострившегося лица, священник молча покачал головой. Санитар кивнул шоферу, ожидавшему сзади. Дверца захлопнулась.

Шэрон стояла на тротуаре, ошеломленным, непонимающим взглядом провожая машину.

— А что случилось-то? — послышалось рядом.

— Кто знает, кто знает… — раздалось в ответ. — Что мы, приятель, с тобой вообще можем знать?..

Взвыла сирена, рассекла острым криком ночь и тут же затихла: водитель вспомнил, что можно уже не спешить. Рваные края тишины сомкнулись над темной гладью реки, и воды ее в мертвом безмолвии продолжали неспешный путь свой к какому-то далекому, тихому берегу.

Теплое июньское солнце ярко светило в окно. Крис сложила блузку, бросила ее поверх остальной одежды и закрыла крышку чемодана. Затем быстро подошла к двери.

— О’кей, теперь, кажется, все.

Карл вошел в спальню и тут же принялся орудовать ключиком в замочках. Крис быстро миновала холл и направилась к спальне Риган.

— Эй, Рэгс, как ты там?..

Прошло полтора месяца со дня гибели двух священников, с момента страшного, неизгладимого потрясения. Киндерман закрыл дело. Но вопросы оставались, и по-прежнему не было на них ответов. Разве что неясные догадки и подозрения да ночные слезы при внезапном пробуждении… От чего-то странного, необъяснимого… Причиной гибели Мэррина оказалась давняя болезнь сердца. Но Каррас…

— Ничего не понимаю! — сопел Киндерман в долгих беседах с самим собой. На этот раз девочка явно была ни при чем: на ней были ремни и смирительное одеяло. Очевидно, сам священник сорвал ставни, выпрыгнул из окна и встретил смерть свою у подножия лестницы. Но что подтолкнуло его? Страх? Что это было — паническое бегство от какого-то нового ужаса? Киндерман отверг эту мысль. Для спасения Каррас выбрал бы другой путь: не из тех он был, кто в минуту опасности мчатся, потеряв голову, куда глаза глядят.

К более или менее определенному выводу лейтенант начал склоняться, лишь получив показания отца Дайера. Молодой священник рассказал ему обо всем, что мучило Карраса в последние месяцы: о сыновьем чувстве вины, о том, каким страшным ударом явилась для него смерть матери, о страхе перед слабостью веры своей. Что ж, если к этому психологическому грузу присоединить еще несколько бессонных ночей, ответственность за ребенка, бесконечные издевательства демона и гибель Мэррина… Детектив знал теперь почти наверняка: у священника просто не выдержала психика, сломалась под страшным грузом, который был ей уже не под силу. Более того, расследуя обстоятельства убийства Дэннингса, он узнал из множества прочитанных книг, что жертвами одержимости нередко становятся и сами экзорсисты, причем опасными катализаторами оказываются, как правило, чувство вины, жажда самонаказания и хорошая внушаемость. Одним словом, Каррас подошел к черте и остановиться перед ней не смог. Свидетельства Крис и Шэрон, которые слышали снизу звуки борьбы и новый, изменившийся голос священника, такое предположение, похоже, только подтверждали.

Но Дайер отказывался верить в это. Навещая выздоравливающую девочку, он спрашивал ее раз за разом, не вспомнит ли она все-таки, что же произошло в спальне в тот вечер. Но Риган лишь качала головой в ответ…