Алексей Филиппов - Плач Агриопы

- Вы, конечно, думаете, что полиция не станет искать переводчика? — Бодяго тяжело вздохнул. — Я бы сказал, что это не так, но лучше промолчу. Личность этого бродячего — не установлена, раны — не слишком серьёзные. Криминал — под вопросом, свидетелей насилия — нет. Вроде медики обещают взять под крыло. Если так — ему ещё повезёт. А я напишу отказной.

- Отказной? — Павел удивлённо приподнял бровь.

- Отказ в возбуждении уголовного дела, — уныло протараторил Бодяго.

- Я ему куртку одолжил, — ни с того ни с сего брякнул Павел.

- Забрать хотите? — участковый взглянул на управдома с лёгким осуждением. — Тогда поторопитесь: как только раны заживут, — его к психическим перевозить будут.

- Да, — Павел отвёл глаза, — Да, спасибо.

Оба — и участковый, и управдом, — ощущали неловкость.

- Ладно, я пойду, — Бодяго поднялся. — Чай у вас хороший.

- Один китайский экскурсант заваривать научил, — Павел проводил гостя в прихожую.

- Ну что ж, думаю, ещё увидимся, — участковый чуть помялся, словно размышляя, пожать ли управдому руку или просто кивнуть на прощание; в результате ограничился поднятием руки — этаким жестом римских патрициев.

Когда участковый уже был за дверью и направлялся к лифту, Павел не выдержал:

- Так как там наш подвал? — неожиданно выкрикнул он в спину Бодяго. — Что вы обнаружили?

Участковый обернулся; наверное, в нём вновь проснулись подозрения, но он слишком хотел закончить этот рабочий день, вернуться домой, чтобы давать им ход.

- Там грязно, — Вы сами сказали — Выдохнул Бодяго, — Я обнаружил целую кучу всякого дерьма.

Едва за участковым захлопнулись створки лифта, Павлом овладело нетерпение. Пожалуй, правильней даже было бы назвать его зудом в мозгах. Управдом отчаянно захотел немедленно отправиться в подвал. Он налил себе ещё чая, почти одной только густой чёрной заварки, и несколько раз до боли сжал кулаки, пытаясь вернуть здравомыслие.

- Да что со мной такое, в конце концов? — Вслух проговорил Павел, обращаясь к пустой кухне.

Он принялся препарировать свои чувства к мушкету, завёрнутому в остатки куртки «арийца» и скрытому под лестницей в подвале. «Чувства к мушкету» — забавное словесное сочетание; как говорится, обхохочешься. Тем не менее, смешно управдому не было: он поймал себя на мысли, что, с некоторых пор, относится к вычурному стволу, как к одушевлённому существу. На искреннюю любовь, с поцелуями и объятиями, это пока не тянуло, но вот на ту симпатию, которую некоторые люди испытывают к котам или морским свинкам, — вполне. Постепенно нашлось более правильное слово: «ответственность». Именно её Павел чувствовал, когда вспоминал о мушкете. Он словно бы подрядился присмотреть за стволом, а теперь подозревал сам себя в нерадивости.

Управдом встряхнул головой, взъерошил волосы. Не о том он беспокоится.

Беспокоиться надо о душевном здоровье. Если взглянуть на ситуацию бесстрастно, получится, что пять минут назад, не рассказав участковому об огнестрельном оружии в подвале, Павел лишил себя последней возможности сдать ствол властям. И что он заведёт теперь с ним делать? Пойдёт на охоту на уток? Ограбит инкассатора? Или мушкет положит начало коллекции антикварного оружия?

Управдом обдумал последний вариант. Потом поразмышлял на схожую тему: может, нежелание распространяться о мушкете — это разновидность жадности? Павел пытался рационально объяснить свое поведение, потому ухватился за неожиданную мысль — продать мушкет какому-нибудь ценителю-коллекционеру. Наверняка выручить удалось бы кругленькую сумму. Одна загвоздка: для этого необходимо самому, хотя бы отдалённо, представлять, каким сокровищем ты владеешь. Павел не первый день жил на свете, потому знал, хотя и понаслышке, что мир коллекционеров — очень тесен и закрыт для посторонних. Для того чтобы получить правильную цену за любой осколок старины, нужно знать правильных людей и самому быть в теме. Не дашь ведь объявление в газету: «Продаю старинный мушкет, украшенный серебряным литьём». Если даже позволишь себе подобную глупость — в лучшем случае, обжулят на ровном месте; в худшем, если вещица действительно дорогая, дело может дойти и до откровенного криминала.

На поверку выходило: Павел не имел ни малейшего понятия, как, с выгодой для себя, распорядиться невероятной находкой, при этом хотел, чтобы мушкет оставался только его тайной. Пожалуй, если задействовать остатки здравого смысла, управдому следовало признаться, что исчезновение мушкета стало бы лучшим выходом из ситуации. Подвальные наркоши, или, что вероятней, любопытные подростки вполне могли обнаружить диковину. Но, в таком случае, рано или поздно жди беды — если, конечно, мушкет стреляет. Смешно: Павел не знал даже этого! Тем не менее, его мысли, сконцентрировавшиеся на подростках, вдруг устремились в направлении участкового Бодяго. Что-то их связывало — Бодяго и пацанов. Точно! Участковый рассказывал, как выгонял из подвала двух малолетних, которые смолили там сигаретки. И это было не далее, как несколько часов назад. А пацаны — не наркоши; у юных курильщиков мозги ещё не выкипели от дури, а значит, и с любопытством всё в порядке. Уж они-то могли пораскопать в подвале куда больше интересного, чем сделал это ленивый лопоухий Бодяго.