Сергей Белошников - Ужас приходит в полнолуние

Но с другой стороны интуиция подсказывала, что скорее всего грядущие события снова переместятся на улицы опустевшего поселка, а это очень и очень неприятный поворот… Да, дела-а-а…

Я уже почти вышел из леса к окраине поселка, к дому Николая Сергеевича. Спустившись по еле заметной тропинке — той же самой, по которой я уходил, — в неглубокую низину, заросшую невысокими березками и ивняком, я перепрыгнул через топкое место и начал подниматься на другую сторону пологого склона овражка. В низине скопился туман, делавший все вокруг призрачно-нереальным. Шел я почти неслышно, шаги словно вязли в белом молоке, доходившем мне до середины груди. Я уже почти поднялся из низины, даже увидел смутно виднеющуюся крышу бутурлинского особнячка.

Но только увидел.

К стыду своему должен признаться, что не услышал шагов за спиной. Вообще ничего не услышал, кретин. Расслабился, дубина, потерял бдительность. Только неожиданно почувствовал на затылке легкое дуновение, с большим опозданием сказавшее мне об опасности, внезапно возникшей у меня за спиной. Я успел щелкнуть предохранителем и начал было поворачиваться, вскидывая «моссберг», но не успел.

Было такое ощущение, что сзади мне на голову обрушилось дерево. Все вокруг стремительно перевернулось, земля ударила в лицо и последняя мысль, которая у меня промелькнула, была: как же глупо я влопался, дурак!

А потом все исчезло.

Пришел я в себя от ощущения чего-то мокрого и холодного на лице. Потом до меня дошло, что это, скорее всего, вода. Дождь, что ли, начался?.. Так что — выходит, я еще жив?..

В башке тупыми пульсирующими толчками отдавалась жуткая боль. Я с трудом разлепил веки. Перед глазами все плыло, прямо передо мной маячило, колебалось какое-то смутное светлое пятно. Я напряг зрение, пытаясь его сфокусировать, отчего головная боль еще усилилась. Пелена постепенно развеялась, и светлое пятно превратилось в чье-то перекошенное, заплаканное лицо. Кажется, женское. Кто же это?..

— Ты меня слышишь, слышишь? — словно сквозь вату донесся до меня чей-то перепуганный голос. — Кирилл, миленький, отвечай!.. Ну, пожалуйста, отвечай!.. Кирилл!..

И только тогда до меня наконец дошло, что прямо передо мной стоит на коленях Стася. Одной рукой она обнимала меня за плечи, а в другой держала ржавую консервную банку с водой. Так вот что за дождь, оказывается. А потом я понял, что полулежу, привалившись к стволу березки. Я с трудом поднял руку и осторожно коснулся пальцами затылка в том месте, где, не стихая, пульсировала боль. И нащупал здоровеннейшую шишку. Поднес трясущиеся пальцы к глазам: они были в темной, липкой, уже начавшей густеть крови.

— А ты что здесь делаешь?.. — еле выговорил я.

— Я?.. Я ждала, ждала, никак не могла уснуть, — забормотала она. — Дед тоже не спал, все по кабинету бродил, я слышала. Потом он все же уснул, а я так и не смогла. Смотрю — уже четыре часа утра, а тебя все нет и нет. Я стала думать — почему же ты не возвращаешься?.. Встала потихоньку, оделась и пошла тебя искать…

— Куда? — прохрипел я.

— Сюда. Ведь эта тропинка — самый короткий путь от Марьина озера, вот я и решила, что ты наверняка по ней будешь возвращаться… Я очень волновалась и вообще у меня какое-то нехорошее предчувствие было… — Она говорила быстро, испуганно, озираясь по сторонам. — Деда я не стала будить, пошла одна… Страшно было, конечно, очень… А потом вдруг вижу: ты здесь лежишь, вся голова в крови… И я подумала, что он тебя убил…

Голос у нее прервался, и она коротко всхлипнула.

Я внимательно посмотрел на нее: маленькая, беззащитная девчушка. Сидит передо мной в накинутой поверх легкого платьица курточке, в резиновых сапогах на босу ногу и трясется — то ли от холода, то ли от страха. Но ведь не побоялась пойти в ночной лес одна, без оружия.

И тут я сделал то, чего сам не ожидал: обнял ее и прижал к груди. Стася сразу затихла, перестала всхлипывать, и я почувствовал, как отчаянно колотится ее сердце.

Мы сидели молча, крепко обнявшись, а вокруг по-прежнему клубился туман и казалось, что утро так никогда и не наступит.

Ему казалось, что утро так никогда и не наступит.

Сейчас, в этих полусумерках все предметы вокруг терялись и расплывались в темно-серой безразличной глубине. Он не мог понять, где он и что с ним произошло. Он ничего не мог вспомнить.

Что-то случилось.

Что-то не совсем обычное, что-то, чего раньше с ним не бывало. Он приоткрыл глаза, со стоном приподнял раскалывающуюся от пульсирующей боли голову и наконец понял, где он. Он лежал на узкой, еле приметной тропинке, вьющейся среди лесной чащобы; под ним был упругий ковер мха и кустиков брусники, а рядом — заросли волчьей ягоды и орешника, невысокие елки, тающие в тумане, а над верхушками елок — уходящие ввысь, теряющиеся в темной мгле прямые стволы сосен. Он посмотрел на свои руки, судорожно вцепившиеся в мох. По указательному пальцу левой руки неторопливо полз крохотный сизокрылый жучок.