Сергей Белошников - Ужас приходит в полнолуние

Едва я перемахнул ограду и свернул налево, пройдя кустарник, как тут же попал в непролазную чащу осинника. Со всех сторон меня обступила темнота. Только слабый свет, падающий с неба из прогалов в тучах, очерчивал неясные контуры деревьев и освещал прогалы маленьких полянок.

Я шел пригнувшись, перед каждым шагом осторожно ощупывая ногами землю, чтобы, не дай бог, не наступить на какой-нибудь сучок. Через каждые десять — пятнадцать шагов я останавливался и вслушивался в тишину, окружающую меня. Пока ничего не говорило о присутствии поблизости живого существа.

Ни малейшей небрежности я допустить не мог. Тем более не мог рассчитывать на везение, как иногда бывает на обычной охоте, пусть даже и на серьезного зверя — медведя или рысь. Хищник, даже свирепый, редко сам нападает на человека. Как правило, это происходит тогда, когда человек загоняет его в угол. А так любой зверь до последнего старается избежать схватки с человеком. Звери — они умные и понимают, что расклад не в их пользу.

Но здесь меня ждала встреча не со зверем. Здесь мне противостоял охотник за людьми — такой же, каким в данный момент был и я. К тому же в любую секунду он мог вынырнуть из-за ближайшего куста. А что дальше — предугадать нетрудно.

Я практически ничего не знал об убийце. Я мог только предполагать, что и как он будет делать, где именно он может находиться в эту ночь. И потому решил полагаться только на свой опыт охотника и — на интуицию. Поэтому, войдя в лес, я по широкой спирали, постепенно сужая круги вокруг Марьина озера, двинулся в сторону болота, рядом с которым сегодня днем обнаружил его, как я ее для себя назвал, лежку.

А точнее — засаду.

Бродил я по чащобе долго: все так же осторожно, нагибаясь под ветвями, постоянно останавливаясь и осматриваясь. И только спустя два с лишним часа, около полуночи, закончил, наконец, свои безрезультатные блуждания по ночному лесу и вышел к болоту.

Ничего подозрительного я так и не обнаружил — ни новых следов, ни, естественно, присутствия самого оборотня.

В конце концов выйдя на край болота, я прошел к заранее намеченному месту — зарослям тальника. Но прошел я к ним не напрямик, а в обход болота, чтобы лишний раз не мять траву на берегу и не оставлять следов. Только потом, выбрав удобное место в густом кустарнике, окруженном высокой травой, я осторожно протиснулся сквозь переплетение веток и устроился поудобнее. Я уселся на высокую сухую кочку и привалился к толстому стволу кривой березы. Теперь я практически был невидим — убежден, что даже метров с трех меня невозможно было заметить: камуфляж и раскрашенное лицо сливались с листвой кустарника. Охотничьего скрадка я делать не стал. Не исключено, что уже завтра убийца может натолкнуться на него — а это лишний след, который ясно ему скажет: теперь и на него началась планомерная охота.

Я положил «моссберг» на колени и замер. Здесь, на болоте, я предполагал пробыть по меньшей мере часа три. Пока не начнет светать. Вокруг роилась, надсадно звеня, туча комаров. Но они меня не жрали — репеллент действовал отлично.

Луна все-таки выползла из-за туч и теперь неподвижно зависла над лесом. Света от нее было ровно столько, чтобы я мог видеть болотце. Дальше лес сливался в безликую темную массу. Впрочем, я больше надеялся не на зрение, а на слух. Я расслабился и перестал обращать внимание на привычные шорохи ночного леса. Они не говорили об опасности. Привычный ночной концерт помимо комариного звона состоял из непременного хора лягушек, которые почему-то собрались у южного края болотца. Видно, там была потеплее вода. Неподалеку пару раз хриплым спокойным тенорком крякнула утка, а еще дальше, совсем в глубине леса, время от времени начинала куковать кукушка. Плюс еще слышались разные, еле-еле различимые шуршания, копошения, пощелкивания и потрескивания, доносившиеся от земли. Они тоже говорили о том, что лес живет активной ночной жизнью.

Но опять же — это все было привычно и неопасно. Никаких посторонних звуков, свидетельствовавших о чьем-либо приближении, — ни шагов, ни дыхания, ни треска сучка под ногой — ничего.

Года четыре назад на одной ночной охоте на Алтае, где пришлось вот так же долго сидеть в полной темноте и ждать приближения добычи, я внезапно обнаружил у себя одну особенность слуха. Стоит только мне полностью расслабиться, перестать обращать внимание на общий звуковой фон, как слух становится избирательным и чисто автоматически реагирует только на звуки, которые может издать приближающаяся добыча. То есть — на опасность. В данном случае я ждал либо крадущихся шагов, либо осторожного, сдерживаемого дыхания. Остальное меня не интересовало.