Сергей Белошников - Ужас приходит в полнолуние

Б-р-рр…

Ну скажите, пожалуйста, чего это я сама себя накручиваю? Мало мне вчерашних впечатлений? Я щелчком отшвырнула окурок в темноту и прислушалась. С веранды доносились отчетливые в тихом ночном воздухе голоса.

— Папа, я сегодня имел весьма продолжительную беседу с Виталием Александровичем, начальником нашего отдела внутренних дел, — говорил отец, обращаясь к деду. — Он, конечно, вертелся, как карась на сковородке, и толком так ничего мне и не сказал. Судя по всему, они не знают, что делать, и за безопасность всех нас хотя формально и отвечают, но практически обеспечить ее не могут. Единственная реальная мера, о которой он мне сообщил — причем под большим секретом, — заключается в том, что они обдумывают введение временного запрета на прогулки в лесу. Ну и, конечно, на сбор ягод и грибов.

— Кажется, это называется «особым положением». — Я скорее почувствовала по интонации, чем услышала, как дед иронично усмехнулся. — Давненько я о подобном не слышал. Да-а… Кстати, непонятно зачем: судя по всему, убийца — не лесной житель, а скорее городской.

— Господи, Николай Сергеевич, да какая разница! — раздраженно вставила мама. — Убийца — он и есть убийца.

— Разницы действительно никакой. Все это просто ужасно. Но не стоит устраивать по поводу этих печальных событий лишней истерики, — спокойно сказал дед. — Кстати, Леночка, вот что я еще хотел сказать. Согласен, что за Станиславой надо присматривать. Но, опять же, в разумных пределах. Она уже взрослый человек и, на мой взгляд, вполне способна отвечать за свои поступки. Не стоит на нее давить.

Ну наконец-то! А я все думала — скажет дед про это, как обещал, или промолчит? Сказал. Спасибо, дед.

— Я вовсе не давлю на Стасеньку, — несколько обиженно сказала мама. — Я просто волнуюсь за нее, папа.

Дед тем временем продолжал все тем же слегка ироничным тоном:

— Но в любом случае не стоит перебарщивать, Лена. Кроме вреда от этого ничего не будет. Ты сама женщина и прекрасно знаешь, как женщины, а тем более юные, реагируют на любого рода запреты.

Я услышала, как мама тяжело вздохнула:

— Я так надеюсь, что весь этот ужас скоро закончится…

После ее слов возникла короткая пауза. Потом раздался звук отодвигаемых стульев и дед сказал:

— Ну что ж, мои дорогие хозяева, мне пора. Позвольте откланяться. Леночка, твои дивные пироги всегда добавляют мне хорошего настроения. Спасибо большое.

— Вам спасибо, папа, что пришли, — донельзя довольным тоном сказала мама. — Может быть, вы останетесь ночевать у нас?

— Нет, что ты. Меня дома ждет работа, — ответил дед.

— Тогда мы с Федей вас проводим. Хорошо?

— Разве что только до ворот, Леночка.

— И я с вами, — сказала я, появляясь из темноты.

Ох, и клевое же у меня было настроение!

Даже батька не сумел его испортить, как ни старался. А он очень старался. С утра. Точнее, с того самого момента, когда я вернулся из ментовской.

Когда я в третьем часу ночи наконец добрался до дома, родители, оказывается, еще не спали. На мою беду. Я об этом и не подозревал, потому что окна родительской спальни выходят на фасад дачи, а я подкрался с тыла, огородами, как ирландский террорист. Старики всегда волнуются и отчитывают меня, когда я возвращаюсь после двенадцати. Поэтому я думал по-тихому забраться к себе в комнату, чтобы утром сказать, что пришел, ну, скажем, не позже половины первого. Хотя чего им волноваться — я уже не мальчик, мне не десять лет. Но они все равно гонят волну. А если учесть, что произошло второе убийство (о нем я узнал, когда нас приволокли в милицию) и то, что от меня — я чувствовал — разило, как от алкаша, то понятно, почему мне сейчас не хотелось встречаться с ними.

Пригибаясь, я пробрался к стене дома и по водосточной трубе, увитой плющом, начал карабкаться к себе на второй этаж: окно я предусмотрительно оставил открытым. Как вы понимаете, я это не в первый раз проделываю.

Я схватился за край подоконника и уже стал подтягиваться, как вдруг из темноты над моей головой раздался спокойный голос:

— Тебе помочь?

Мамочки мои родные! От неожиданности я чуть не разжал руки. И хорошо, что не разжал, как раз бы шмякнулся на розовые кусты — хорошенькое удовольствие.

Разумеется, это был батька.

Он перегнулся через подоконник и с любопытством наблюдал, как я вишу с выпученными глазами и приоткрытым ртом, словно альпинист, увидевший снежного человека.

— Давай, давай. В твоем положении от помощи не отказываются, — протянул он руку.