Папа, мама, и мы с дедом — таким образом, все наше семейство расположилось на веранде в теплом свете старинной лампы. Мама как хозяйка дома самолично разливала из самовара кипяток по чашкам. Сидели мы уже давно, почти час. Первый голод был утолен, и теперь мы просто гоняли чаи, поддерживая неторопливую беседу. Сначала разговор, естественно, долго и нудно крутился вокруг убийств. Но потом дед, умница, сменил тему, и сейчас за столом в основном обсуждались старинные рецепты пирогов и достоинства различных сортов чая. В этот раз мы пили какой-то необычайно черный и пахучий «липтон», привезенный на днях папой из Москвы. Он, в отличие от деда, кофе вообще не пьет. Его страсть — это чай. На чайные темы папа готов рассуждать буквально часами. И вообще он у меня изрядный англоман. Кажется, в этом папа слегка подражает героям своих любимых книжек, написанных графом Толстым. Который Лев.
Я в общем разговоре почти не принимала участия. Я думала о другом. О дедовой догадке насчет убийцы — надо же, бывший детдомовец! Ничего себе сиротинушка — вконец ополоумел и бегает ночами с тесаком наперевес по поселку, мочит ни в чем не повинных граждан. Я до сих пор не понимала, почему дед не хочет поделиться своей догадкой с милицейскими. Ведь они спокойно могут по своим каналам собрать всю информацию о бывших детдомовцах. А потом методом исключения вычислить убийцу. Я читала в детективах — именно так и делают разные умные мужики типа Филиппа Марлоу или Ниро Вульфа.
Из задумчивости меня вывел громкий мамин голос:
— Стасенька, а что, твой ухажер сегодня не придет?
— Какой ухажер? — очнулась я.
— Станислава хочет сказать: который по счету, — улыбнулся папа.
— Милиционер, — уточнила мама. — Красавец на «Жигулях».
Я, естественно, еще вчера предупредила маму о возможном появлении Антона Михайлишина. Но сейчас я отнюдь не была расположена обсуждать его мнимые и действительные достоинства. Потому что этот сукин сын уже во второй раз проигнорировал мое приглашение. Что меня, разумеется, привело далеко не в самое лучшее настроение. Да что там лучшее: я была зла на Михайлишина, как собака. Я сама не прочь иногда продинамить мужика (потому что все они по большому счету одноклеточные козлы), но чтобы меня мужик динамил?! Такого раньше вроде как не случалось. Может быть (тьфу-тьфу-тьфу!!!), я старею?
— Первый раз слышу, — буркнула я в ответ.
— О нем? — удивилась мама.
— О том, что он красавец.
Дед весело рассмеялся, а мама озабоченно наморщила лоб:
— Наверное, убийцу ловит твой ухажер. Скажи, Стасенька, а он револьвер с собой постоянно носит?
Почему-то больше всего меня разозлило не новое упоминание о Михайлишине, а какое-то старомодное (в мамином грассированном исполнении) слово «револьвер».
— Ч-ч-черт! Кто про что, а вшивый про баню! — не выдержала я и с досады громко брякнула чашку на стол. Встала и пошла с веранды.
— Станислава! Ты как разговариваешь с матерью?! Ну-ка немедленно вернись! — рассердился папа.
Я приостановилась на пороге:
— Я хочу спать, папа. И вообще — хватит вам нагнетать чернуху по поводу этих убийств. Кошмары ночью замучают!
Я быстро сбежала по лестнице вниз, в сад и еще успела услышать довольный дедов баритон:
— Вся в меня!
В саду царил сине-зеленый полумрак, словно в подводном царстве-государстве. Я плюхнулась на слегка влажную от росы скамейку. Полезла в карман шортов за сигаретами. Я практически не курю. Так, могу иногда подымить за компанию после чашки хорошего кофе. Или когда как следует выпью. А еще — когда психую. Или злюсь. Так что сейчас был вполне подходящий момент, потому что я была безумно зла. Сами понимаете, на кого. Я выудила из кармана пачку легкого ментолового «Сент Мориса» и закурила, выпуская дым вверх.
Сквозь ветки сирени я видела застывшую в небе луну. Она слегка утратила свою идеальную округлость. Словно на нее набежала тень, таившая в себе какую-то угрозу. Из-за этой тени мне на мгновение показалось, что в клубящейся тьме, наползавшей на сад, сгущалось и подбиралось ко мне что-то жуткое. Я поежилась, вспомнив дядю Игоря. Как говорится в плохих романах, на первый раз смерть прошла рядом. А ведь большинство людей (в том числе и я) считают, что худшее обязательно происходит только с другими.
Я обхватила плечи руками и задумалась, не сводя взгляда с бело-голубого диска. Все-таки в чуть ущербной луне даже больше, чем в полной, есть какой-то зловещий знак, намек на то, что ужас не дремлет. Он где-то рядом.
Читать дальше