Мария Артемьева: Чунька-колода

И сама вошла первая. И оцепенела. А потом раздался дикий вопль, который услышали на другом конце лагеря санитарки в медчасти и, обеспокоенные, переглянулись: показалось или правда?

— Что?! Что это такое?! — кричала Флюра, вытаращив глаза и тыкая указательным пальцем в сторону одной из кроватей.

Там, привалившись спиной к стене, сидело существо с головой свиньи. Кто-то укутал его по горло в белую мантию из простыни, концы которой свисали до самого пола. Тупая ухмылка на морде, окровавленная пасть, провалившиеся пустые глазницы и жирные зеленые мухи, с наслаждением лобызающие бледно-розовую мертвую кожу — эта картина любого могла застать врасплох.

Пережив первое мгновение испуга, Флюра замолчала и с омерзением оглядела отвратительную фигуру. К простыне кто-то прикрепил записку из обычного тетрадочного листка в клеточку: «Чунька-колода!» — было написано там.

Вожатая сорвала простыню, и вся пугающая конструкция развалилась: свиная голова плюхнулась на пол, свернутые тючком матрас и подушка упали и развернулись. К плавающему в комнате сладковатому запаху мяса и крови добавился резкий запах мочи: кто-то щедро вылил немалое ее количество прямо в постель.

К дверям девчоночьей палаты на Флюрины вопли сбежался весь третий отряд. Молча, в изумлении смотрели ребята на голову мертвой свиньи и окровавленные простыни. Многие морщились и зажимали носы и рты.

— Что это все такое? — спросила Флюра, оглянувшись на своих подопечных.

— Это кровать Нади Солдатовой, — невинно округлив глазки, сказала Оля Пономарева.

Флюра спросила с нажимом:

— Кто?!

Никто не ответил. Вожатая стянула губы куриной гузкой и пригрозила:

— Имейте в виду, я приму меры! Сейчас же тут все убрать!

Растолкав тех, кто стоял в проходе, она выскочила из палаты с оскорбленным видом. Маша подошла к Наде Солдатовой, тупо глядящей перед собой, и дернула ее за плечо.

— Ну, че встала-то, Чунька-колода? — сказала она. — Убирай давай свое дерьмо!

— Давай убирай! — повторила Оля.

Надя шагнула вперед и оглянулась. Среди взглядов, направленных на нее, были шокированные, изумленные, брезгливые, торжествующие, испуганные — и ни одного сочувствующего. Поэтому все разнообразие детских глаз слилось для нее в нечто неопределенно общее, напоминающее фасетчатые глаза насекомых, а выражаемые ими различные эмоции сложились в один, очень простой результат. Она ощутила его как удар.

— Чунька-колода, — услышала она, но не поняла, кто это сказал.

— Чунька-колода. Чунька-колода. Чунька…

Кто-то в толпе детей повторял эти слова, а остальные подхватывали. Тихий хор голосов превратился в гудение, а потом все пространство вокруг заколебалось, сделалось неуютным, настойчиво злым, с каждой минутой наливаясь силой и упругостью, выдавливая Надю из существующей реальности.

— Чунька-колода! — выкрикнул кто-то из мальчишек. И Надя Солдатова не выдержала — подскочила к распахнутому окну, перемахнула через подоконник, спрыгнула вниз и побежала.

— Беги-беги! Чунька-колода! И не смей возвращаться. Бойкот ей! — вслед убегающей Наде крикнул Талгат. — Правильно?

— Правильно, — кивнула Оля Пономарева.

Всю вину за происшествие свалили на Надю Солдатову. Когда вожатая вернулась, ей объяснили, что странная детдомовская девочка с самого первого дня вела себя как-то… ненормально. Послушные дети убрали палату и тем самым заслужили снисходительное прощение.

А после полдника занялись объявленным бойкотом по-взрослому.

Они отыскивали Надю, где бы она ни пряталась, кричали, вспугивали, бросали в нее камнями, заставляя бежать и снова прятаться.

К компании из третьего отряда присоединились ребята из других, и даже малышня — они бегали за Надей, сменяя друг друга, гоняли ее ватагой по всему лагерю, не давая покоя.

Голову мертвой свиньи вернули на кухню — повар собирался готовить из нее холодец назавтра.

И бабушка, и мама говорили: держись подальше от людей. Ты просто не представляешь, во что они могут превращать друг друга. Люди многое портят, побереги себя. А я не верила. Ведь так всегда: пока не прочувствуешь на собственной шкуре… Но я хотя бы сдалась не сразу.

На закате группа бойкотирующих раскололась: большинство, утомившись бегать, ушли. Остались только самые упертые, и главной среди них — пигалица Катька.

Тощая малютка была счастлива отплатить большой девочке за издевку, за пережитый позор и вообще за все. За то, что старшие — старше и сильнее.