Елена Орлова: Противостояние

Холмик земли быстро увеличивался в размерах, и вскоре женщина поставила у ног колдуньи сундучок.

— Достань книгу!

Мила открыла серебряный футляр.

— Я не вижу, передай дочери!

— Лисе?!

Колдунью позабавила Милина растерянность.

— Кому же еще?

— Доченька, скажи, ты видишь книгу?!

— Да, — пряча глаза, ответила Василиса.

— На территории храма есть сторожка. Там кто-нибудь живет? — спросила Нина священника.

— Нет.

— Тогда пойдемте! Ключи при вас?

Батюшка Стахий утвердительно кивнул.

В домике колдунья отвела девушку в сторону.

— Давай, моя хорошая, — ласково обратилась она к ней.

— Что?! — Мила попробовала прорваться через охранника. — Доченька, не поддавайся!

Василиса задрожала от окрика матери.

— Думаешь, я воспользовалась магией? Забавно! — ухмыльнулась Нина.

— Хочешь сказать, Лиса помогает тебе по собственному желанию?!

— Вот именно.

— Не может быть! Не верю! Доченька, почему ты молчишь?

Василиса отвернулась.

— Понятно. — Мила смахнула рукой слезу. — Посмотри на меня, Лиса, — попросила женщина упавшим голосом, — скажи, почему?

— Хочешь, чтобы дочь прожила такую же пресную жизнь, как ты?! — презрительно скривила губы Нина. — Ва-си-ли-са, — по слогам произнесла она, — означает: царственная! — Колдунья многозначительно подняла указательный палец. — У твоей дочери будут богатство и власть…

— Но не любовь! — вмешался священник.

— Любовь? Какая глупость! — Глаза Нины злобно сверкнули. — Василисы станут добиваться самые красивые и влиятельные мужчины!

— Вы говорите о страсти, а не о Любви, даре Божием.

— Мама, я должна спасти бабушку, она умирает, — чуть слышно произнесла девушка.

— Значит, ради нее?!

Василиса открыла книгу, и Мила увидела, как пустые листы заполняются древними письменами.

— Тебя обманули, девочка! — громко, уверенно произнес батюшка Стахий. — Вдохнуть жизнь в человека возможно Одному Господу! А книга, которую ты держишь, создана сатаной!

— Он говорит правду?! — В сапфировых глазах задрожали слезы. — Нина, ответь?!

Колдунья, не в силах отречься от хозяина, предпочла промолчать.

— Тогда я уничтожу дьявольское сочинение! — гневно воскликнула Василиса.

— Попробуй, глупая девчонка!

— И попробую! У кого-нибудь есть спички?

Батюшка Стахий ясно увидел перед глазами ту самую, найденную накануне свечу. Он подошел к ящику и, достав подарок Богородицы, поднес его к лампадке. Фитилек загорелся.

— Ты что, действительно собираешься это сделать? — встревожилась Нина.

— Тебе незачем волноваться! Ты же сама говорила: книгу уничтожить нельзя!

Лицо Василисы окаменело. Взгляд, полный мрака и огня, заставил колдунью по-настоящему испугаться.

— Не позволю! — Голос Нины дрогнул.

— Неужели? — Никто не заметил, когда в комнате появился монах. Он приблизился к колдунье.

— И ты здесь?! — Только сейчас Нина обратила внимание на исчезновение охранника.

— Значит, создана сатаной? — задумчиво повторила Василиса и поднесла к книге свечу.

— Не позволю! — Колдунья устремилась к девушке, но монах преградил ей дорогу.

Книга вспыхнула и вскоре превратилась в яркий факел.

— «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? [91]И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего;

У вас же и волосы на голове все сочтены», [92]— глядя на догорающий огонь, проговорил Мелетий.

— Хозяин! Хозяин! — дико, отчаянно взвыла Нина и растворилась в воздухе.

Татьяна Васильевна собиралась уйти из дома потихоньку, чтобы не разбудить Алексея. «Пусть хоть в воскресенье подольше поспит», — с нежностью подумала женщина, наливая в кружку кофе.

— Опять в церковь?

Она вздрогнула от неожиданности и обернулась к сыну со смущенной улыбкой:

— Как всегда, Алешенька. Жаль, что одна.

— Не начинай, мам, — недовольно поморщился молодой человек, — ты прекрасно знаешь мою точку зрения по этому поводу! Религиозный культ — не более чем пережиток прошлого! Сейчас на дворе двадцать первый век и твой сын заканчивает физмат университета. Помнишь, у Горького: «Человек — это звучит гордо»! А ты предлагаешь мне заниматься слюнявым самоуничижением, именоваться грешным и убогим рабом, ожидая подачек от Бога? Нет, на такую жизнь я не согласен! — Алексей с укором посмотрел на мать.