Павел Чибряков - Что-то… (сборник)

В правоте бабушкиных слов она убедилась довольно скоро – соседский пацан, со смехом, задрал ей подол платья и попытался стянуть с неё трусы. Скандал был жуткий. Бабушка устроила громкую разборку с родителями мальчишки прямо во дворе, обвинив их в том, что у них растёт будущий насильник, извращенец, и вообще негодяй. А ей она потом долго втолковывала, что представителям этой «кобелиной породы» только «это» и надо, что от них лучше держаться подальше, и что главное для девочек и девушек – чистота и невинность. Да и для женщин тоже, вот только они, слабые духом, поддаются мужикам и…. В силу возраста ей не приходило в голову спросить у бабушки, как расценивать то, что у неё шестеро детей, не считая умерших в младенчестве, от двух мужей.

Кроме этого, бабушка приучала её к религии – заставляла учить и регулярно читать молитвы, пересказывала ей своими словами, добавляя многое от себя, учение Христа, постоянно акцентируя внимание на таких понятиях как «праведность», «целомудрие», «святость пречистая». При этом она очень гневно реагировала на замечания сына и снохи, которые просили её не забивать голову девочки религиозной ерундой. Она начала делать это исподволь, превратив поучения внучки в некое таинство, что в глазах ребёнка придало ещё большую значимость всем этим внушениям.

Таким образом, когда она пошла в школу, она уже сильно отличалась от других детей и в поведении и в том, как она общалась со сверстниками. Её всегда любили учителя, и терпеть не могли одноклассники. Она хорошо училась и старательно избегала того, что составляет немалую, а главное – довольно важную, часть жизни ребёнка. Она никогда не делала «глупостей», и другим не позволяла делать их по отношению к себе. Впрочем, никто к этому особенно и не стремился, зная к чему это может привести и считая, что «она того не стоит».

В подростковом же возрасте, когда отношения между людьми переходят на другой уровень, разрыв между ней и её ровесниками стал ещё больше. Надо сказать, что она была довольно невзрачной девочкой-подростком и не вызывала никакого интереса даже у тех, кто не был в курсе того, что она собой представляет. Но её это не огорчало, а наоборот – радовало. Она видела, как многих из её «отитявшихся» ровесниц норовили потискать, да и сами они, дуры такие, были не прочь пообжиматься, целоваться, а некоторые даже могли «позволять чуть-чуть», как они об этом говорили, снисходительно добавляя: «А что такого?!». Как же она презирала этих похотливых сучек!

При этом она, почему-то, игнорировала то, что большая часть девчонок «блюдут» себя немногим менее рьяно, чем она сама; да и большинство пацанов не так уж рвались к «запретному». По современным же стандартам – время, на которое пришлась её юность, было донельзя правильным. Но сегодняшнее время она считала исключительно порочным и распутным, и не принимала никакие сравнения в пользу другого по отношению к современной степени развращённости людей.

Потом был университет, где довольно вялый интерес к несимпатичной «доске-двадцатке» был ею придушен на корню, и где окончательно сформировалась её жизненная позиция. Она твёрдо решила остаться непорочной, и не имеет значения, как на это смотрит большинство людей. Это её жизнь, и только ей решать, как она её проживёт.

И прожила она свою жизнь, работая учительницей русского языка и литературы. Не трудно догадаться, что «училкой» она была крайне стервозной и никем не любимой. Но это не имело для неё никакого значения. Её цель была – вкладывать, впихивать, втискивать в эти неразумные создания понятие о правильности, и тем самым попытаться направить, подтолкнуть, подпихнуть их в сторону… в правильную сторону. Но в этом своём старании она так перегибала палку, что даже десятилетние ученики воспринимали её с некоторым сомнением. Они просто ощущали, ещё не понимая этого разумом, что всё это, и она сама, несколько неестественно. Они ей не верили почти инстинктивно.

Как педагог она знала, что материал лучше усваивается при наличии наглядных примеров. Поэтому те несколько случаев за время её работы, когда старшеклассницы беременели и делали аборт, она превращала в некое «учебное пособие», окончательно портя бедняжкам жизнь в назидание остальным. А те двое, которые осмелились родить, учась в десятом классе (хотя и не у неё), были, её стараниями, просто отчислены из школы. В конце концов, её возненавидели даже большинство коллег, хотя упрекнуть её как педагога было не в чем. Разве что в недостатке естественности, но…