Ганс Эверс - Эверс Охотники на дьявола

Франк вспомнил, что не видел ее последние дни на собраниях. Не заболела ли она?

Наконец, Ронхи ударил о пол палкой, и началась музыка. Музыканты и хор трижды исполнили великопостную молитву, после чего им стали подтягивать все остальные.

Они ударяли в ладоши и отбивали такт ногами. Пение становилось все учащенней и принимало все более дикий и возбужденный характер.

Тогда пророк встал и обратился с речью к присутствующим. Он сказал, что нужно бороться с сатаной истязаниями.

Двенадцать парней поставили на пол свечи, сбросили пиджаки и рубашки и сняли плети, розги и кнуты. Затем они разом подняли руки, музыка заиграла, и плети опустились на голые спины; никто не бил сам себя, каждый опускал свою плеть на тело другого.

Тереза приподнялась на месте, чтобы не упустить ни малейшей подробности этих истязаний.

— Бейте сильнее! — кричала она. — О, раны! Раны… Раны!

Другие присутствующие также бросились на подмостки, разделись и смешались с первыми.

Матильда Венье была первой из женщин, вступившей на подмостки; за ней поднялись еще несколько. Возле Терезы раздевался Джироламо Скуро. Он свернул в узелок рубашку и пиджак и сел на него; потом он снял сапоги, встал и спустил штаны. Совсем голый, он снял со стены плети и начал стегать налево и направо: куда попадала его плеть, там кожа срывалась кусками.

Тереза смотрела нерешительно вокруг себя. Вдруг взгляд ее упал на Джино, забравшегося под ее стул, когда хватали детей; здесь его никто не заметил. На его теле не было ни капельки крови; оно было нетронуто, без единого пятнышка.

Глаза Терезы засияли.

Она сделала знак мальчику, который выполз из-под стула и ласково прижался к ней. Она взяла его на руки, подняла и горячо поцеловала, затем усадила его на стул, а сама стала перед ним на колени.

— Хочешь ли ты отдать свое тело за Того, Кто умер за нас на кресте? — громко спросила Тереза и пальцами пояснила глухонемому ребенку, о чем его спрашивает. Мальчик понял слова ее, но не понял их смысла. Он почти радостно кивнул головой.

Тогда Тереза снова заключила его в своя объятия и покрыла лицо мальчика горячими поцелуями.

— Джино умрет за вас! Его избрал Господь! — Она поднялась, держа на руках мальчика.

— Подайте мне гвозди и молот!..

Ронхи принес ей полную горсть больших, длинных гвоздей и тяжелый молот.

Тереза взяла за руку мальчика и опустилась с ним вместе пред иконой Христа. Тотчас же пророк упал на колени, а за ним и все остальные.

Тереза показала мальчику мягким, нежным прикосновением, чтобы он лег на спину. Она распростерла в обе стороны его руки, ладонями кверху, и скрестила ему ноги. Джино лежал веселый, словно играя, не подозревая, что с ним сейчас случится. Тереза поцеловала открытую ладонь мальчика и сделала знак слуге.

Скуро взял молот и, став на колени, приставил длинный гвоздь к руке мальчика. Джино мгновенно отдернул руку и обнял Терезу, которой удалось успокоить его; она целовала и ласкала мальчика и снова вытянула его руки в обе стороны. Она еще ниже склонилась к ребенку, так что он видел только Терезу.

Окончательно успокоенный, мальчик позволил Скуро прижать к земле его левую руку. Тереза слегка повернула голову и, увидав, что гвоздь касался середины ладони, закричала: — «прибей!», — затем с криком бросилась на тело Джино, целуя его и впиваясь зубами в тонкие губы ребенка. Молот опустился и прикрепил к полу детскую руку.

Мальчик правой рукой оттолкнул Терезу, жалобно закричал и старался подняться. Невыразимый ужас был на его лице; своими слабыми силенками он хотел вырвать левую руку, но попытками этими лишь усиливал свои страдания.

Святая вскочила, грудь ее часто вздымалась. Матильда Венье крепко держала мальчика за ноги. Скуро схватил его правую руку.

— Кончайте скорее! — кричала Тереза. — Кончайте скорее! Скуро, разбей ему череп!

Рука Джироламо тяжело опустила молот на голову мальчика…

Тереза на коленях подползла к своему стулу, сложила руки и долго молилась. Голова ее бессильно опустилась. Все тело конвульсивно вздрагивало.

Маленький трупик был отнесен в угол, где лежали все свечи. Снова заиграла музыка, все снова запели песнь. А пока они пели, чаши наполнились вином.

Франк Браун встал со скамьи. У него так болела голова, словно он сам получил удар, размозживший голову мальчику. Шатаясь, как пьяный, он вышел на улицу подышать свежим воздухом… Он видел людей, идущих с собрания в одиночку и группами. Они не говорили между собой ни слова, ни разу даже не пожелали друг другу спокойной ночи. Они шли с своими детьми, избитыми и иссеченными, но все же живыми! — и Франку Брауну казалось, что в этот вечер они больше любили своих детей и нежней прижимали их к себе.