Энн Райс - Скрипка

Граф оглядел комнату. Я тоже и увидела в первый раз роскошное трюмо с раскладными зеркалами, от которого пришла бы в восторг любая женщина, оно было гораздо лучше, чем то, что стояло у меня в доме.

Я увидела восточные ковры в голубых и оранжевых тонах; я вновь увидела тонкие светлые занавеси, закрывавшие окно под парчовым шелком с фестонами.

— Нет, дорогая, — сказал граф. — Я никого не вижу. Позвольте, я назову вам свое имя. Быть может, и я стану вашим ангелом?

— Вполне возможно, — сказала я, переводя взгляд со Стефана на старика с большой головой и волнистыми волосами.

У него были такие же холодные голубые глаза, как у молодого Мелникера. Он обладал какой-то жемчужной белизной, свойственной старому возрасту, даже глаза у него были обрамлены белыми ресницами, но взгляд сохранился острый, осмысленный.

— Вполне возможно, мне понадобится лучший ангел в вашем лице, ибо тот ангел, по-моему, плох, — сказала я.

— Как ты можешь так лгать. Ты крадешь мое сокровище. Ты разбиваешь мое сердце. Ты примкнула к тем, кто заставил меня так страдать.

И снова губы призрака не шевельнулись, и ленивая поза не переменилась, одно сплошное бессилие и потерянная смелость.

— Стефан, я не знаю, что для тебя сделать. Если бы я только могла совершить что-то тебе на благо…

Воровка. В комнате зашептались.

— Фрау Беккер, произнесла женщина, — этот господин — граф Соколовский. Простите, что сразу не представила его вам как полагается. Он очень давно живет в нашем отеле и чрезвычайно рад, что теперь вы с нами. Эти комнаты редко открыты для публики, мы храним их как раз для такого случая.

— Какого именно?

—Дорогая, — вмешался граф, перебив женщину, но очень нежно, со спокойной добротой старого возраста. — Вы не сыграете для меня? Не слишком ли этодерзкая просьба с моей стороны?

Нет! Всего лишь пустая и бесполезная!

—Не сейчас, конечно, — поспешил добавить граф, — когда вы больны, нуждаетесь в покое и ждете, что за вами приедут ваши друзья. Но когда вы почувствуете, что окрепли, и если захотите… всего лишь небольшой отрывок для меня, из того, что вы тогда играли. Ту музыку.

— А как бы вы ее описали, граф? — поинтересовалась я.

Да-да, скажите, ей ведь так это нужно знать!

— Тихо! — Я сердито посмотрела на Стефана. — Если это твоя скрипка, то тогда почему у тебя нет сил забрать ее? Почему она у меня? Не обращайте внимания, прошу прощения за все. Простите эту манеру говорить вслух с воображаемыми образами и грезить наяву…

— Все в порядке, — сказал граф. — Мы не задаем вопросы одаренным людям.

— Неужели я настолько одарена? Что вы слышали?

Стефан презрительно фыркнул.

— Я знаю, что слышала я, когда играла, но прошу вас сказать, что слышали вы.

Граф задумался.

— Нечто изумительное, — сказал он. — Ни на что не похожее.

Я не стала его перебивать.

— Нечто прощающее, — продолжал он. — Нечто полное экстаза и горького терпения… — Он долго молчал, после чего снова заговорил: — Словно Барток и Чайковский вместе проникли в вашу душу и слились воедино в сладостную и трагическую музыку, в которой выразился целый мир… знакомый мне мир далекого прошлого, еще довоенного… я тогда был мальчишкой, слишком юным, чтобы хоть что-то запомнить, какие-то детали. Только я помню тот мир. Помню. Я вытерла лицо.

— Ну же, скажи ему, что, скорее всего, не сможешь так сыграть еще раз. Я знаю. Не сможешь.

— Кто это утверждает? — строго поинтересовалась я у Стефана.

Он выпрямился, сложив руки на груди, и в своем гневе вернул себе на секунду былую яркость.

— Как всегда, главную роль играет гнев, не так ли, жалкий или великий? Посмотри на себя, как ты сейчас пылаешь! Теперь, когда посеял во мне сомнения! А что если сам твой вызов придал мне силы?

— Тебе ничто не может придать силы. Ты теперь вне моей власти, а то, что ты держишь в руках, не более чем кусок деревяшки, это высушенная древесина, древний инструмент, на котором ты не умеешь играть.

— Фрау Вебер, — сказала я.

Она удивленно уставилась на меня, потом бросила встревоженный взгляд в якобы пустой угол, но тут же снова посмотрела на меня, кивком принося извинения.

— Слушаю вас, фрау Беккер.

— У вас не найдется какого-нибудь приличного широкого халата для меня? Я бы хотела сейчас сыграть. Руки уже согрелись.

— Наверное, еще слишком рано, — заметил граф, однако тяжело оперся о трость и зашарил в поисках руки Мелникера, одновременно пытаясь подняться. Он весь сиял от радостного предчувствия.