Вадим Волобуев - Благую весть принёс я вам

И повёл его в казарму, наставляя по дороге:

- Север любит смелых. Без смелости здесь никуда. Проявишь слабину - считай, пропал. Станешь как Мведжила. А покажешь характер - все перед тобой лягут. В тайге сразу видно, кто чего стоит. Никогда никому не жалуйся. Здесь этого не любят. Как бы ни крутила тебя судьба, сцепи зубы и терпи. Таких уважают. К таким удача и летит. А станешь плакаться - растопчут, ещё и на костях твоих попляшут.

Манессе шёл и мотал на ус, а со стороны моря несло стылой влагой, от которой немел кончик носа и смерзались ресницы. "Уж я-то не заплачу, - думал он. - Я добьюсь своего". Вспоминались ему берёзовые рощи родного Лесото, и бабы в цветастых платках, поутру гнавшие хворостинами гусей, и дрожащий серый зной над черепичными крышами, и скрип колодезного рукава. А ещё вспоминались дремлющие на мощёных перекрёстках ямщики, раскидистая липа, дремотно заглядывающая в полураскрытое окно, новогодние фейерверки над разукрашенными елями, мокрый осенний снег, слякотно чавкавший под ботинками, пронизывающий майский ветер, вечерняя иллюминация на центральном бульваре, яркие театральные афиши, дурманящие запахи из кондитерской на улице Вильбоода, оглушительные свистки паровоза, прибывающего на вокзал Четырёх инкоси, пьяные песни Весёлого квартала и чёрный поток рабочих, с громким шарканием текущий по проспекту Чаки к железоделательным заводам Мавеве.

После гудящего как муравейник, никогда не засыпающего Доннибрука Сосновый городок угнетал своей оцепенелостью. Даже вечно дрожащие от криков и хохота кабаки тонули в тишине и застылости, со всех сторон подступавших к селению. Лишь море неумолчно шумело, накатываясь на обледенелый берег, да кричали чайки, летавшие над тяжёлыми дымчатыми волнами.

"Мведжила - шона, - подумал Манессе. - Стану я слушать какого-то шона! Они обманули деда. Но меня им не провести".

По закону он имел право отказаться идти в дальнюю экспедицию, пока не прожил "за горами" один год. Рекомендации компании, розданные новичкам, даже предписывали это: боссам не хотелось терять людей, на которых потрачены немалые средства. Но Манессе решил сразу кинуться в омут, чтобы познать себя: так щенка бросают в воду, чтобы посмотреть, выплывет ли.

Отношение к волосатым дикарям у работников компании было самое пренебрежительное. "Мы для них - боги, - объяснял Манессе младший клерк городского суда - высокий полноватый парень с прилизанным пробором. - Им и удрать-то некуда - привязаны к маршрутам перекочёвок. Воевать не умеют совершенно. У них даже оружия нет, потому как вера запрещает. Приходи и бери голыми руками". "Чего ж тогда народ так неохотно к Вилакази идёт?" - спросил Манессе, успевший наслушаться рассказов об ужасах, творящихся на Еловом острове (туда планировалась экспедиция, в которую он записался). Клерк пожал плечами. "Тамошний вождь, говорят, - великий колдун. Я в это не верю, конечно. Но аборигены перед ним трепещут. Этакий божок, знаешь ли. Подчинил себе всех соплеменников до Чёрного берега, убил нескольких наших. Вилакази к нему ездил, хотел договориться... Очень накладно отправлять военную партию в такую даль. Разогнать это сборище - пара пустяков. У них и винтовок-то нет, одни копья да луки. Суть в том, что недавно об этом вожде никто и не слыхивал. Откуда взялся? Бес его знает. У этих белозадых чёрт ногу сломит, конееды паршивые. Думаю, пришёл с севера, от зверолюдей. Теперь весь Еловый остров - его. Компания в убытках. А первый спрос - с Вилакази. Капитан-лейтенант за всё в ответе".

Манессе заворожённо внимал его словам. Колдун, зверолюди, волосатые дикари - все эти слова, казавшиеся столь волшебными в Лесото, здесь выглядели обыкновенными, будто ожила сказка, и он провалился в неё с головой, и никого уже не удивляли крылатые чудовища, плюющиеся огнём, и могучие волшебники, творившие крепости из воздуха.

А потом была переброска к Еловому острову на новеньком, сверкающем латунью пароходе, и высадка в диком краю, среди утопающих в сугробах кустов багульника и изнемогающих под тяжестью снега сосен.

Вилакази держал перед солдатами речь. Сказал, что дикари уже получили по носу, когда напали на Чёрный форт, и теперь осталось лишь разорить их логово, чтобы по всему острову воцарились мир и порядок.

В Чёрном форте, стоявшем на берегу одноимённого моря, сделали остановку: подковали лошадей, привели в порядок оружие и снаряжение, взяли туземного проводника. Гарнизонные солдаты - все как один с выбритыми висками и затылками - жадно выспрашивали у вновь прибывших новости, клянчили табак и кат. По форту они ходили в туземных меховиках с облегающими мохнатыми колпаками, лошадей тоже держали местных - жирных, косматых - причём, отдавали предпочтение кобылам, говоря, что они куда выносливее жеребцов. Скакать на таких кобылах было несподручно (слишком тяжелы), зато перевозить грузы - самое то. Манессе они казались неказистыми - маленькие, толстые, с густой шерстью, которую приходилось часто расчёсывать - не лошади, а карикатура на животных. Сам он ездил на коне, полученном в Сосновом городке. Ездил часто, привыкал к седлу. Ветераны, короткостриженые усатые зулу, покрикивали на новичка: