Вадим Волобуев - Благую весть принёс я вам

- Но я не убивал вас! - кричал Лучина. - Вас казнили Пар и Ожог, Хворостовы отпрыски. Им и являйтесь.

Куда там! Дочери раскачивались из стороны в сторону, а их головы скорбно выли и вращали глазами.

- Ты покушался на вождя! - орал Лучина. - Ты замысливал недоброе.

- Не покушался и не замысливал. Сам о том знаешь.

- А хотя бы и так! Разве благо не в подчинении вождю? Мы следуем за тем, кого поставила богиня.

- И убиваете родичей, - гнул своё Жар. - Всех уж перебили. Ты один остался. Последний.

- Нет больше общин, один народ по всей тайге, - упирался Лучина.

- И Артамоновых тоже больше нет. Вы же с вождём их и перерезали.

Лучина скрежетал зубами, вздымал ладони к небу.

- Чего ты хочешь от меня? Головня - родич, и ты тоже. Как сделать выбор? Вы оба виноваты в том, что случилось. Вы расплевались, а мне отвечать. Нет уж, выкусите! Сами решайте промеж себя. А я слушаю вождя и делаю по его слову. Был бы ты, Жар, вождём, побеждала бы твоя правда. Но вождь - не ты, потому и правды за тобой нет. Богиня отличает достойного!

- У вас с Головнёй все недостойны, - язвил призрак. - Ни я, ни Сполох, ни Пылан, ни Отец Огневик. Всех смерти предали. Чуешь, за кем очередь, Лучина? Готовишь ли ходуны для морошковой тропы?

- Да чтоб тебе провалиться, несчастный! Жаль, язык твой болтливый не вырвал. Трепешь им сам не зная чего.

- Ну бывай, родич, - хихикал Жар. - Бывай!

И оставлял Лучину лязгать зубами от страха и бешенства.

Дебелая, вся в россыпи конопушек, подруга шарахалась от него в такие мгновения: знала - лучше под руку не попадаться, прибьёт. А ночью, слыша сквозь сон лихорадочные мужнины молитвы, тепло и сладко прижималась к нему, стягивала дряблые щёки в улыбке:

- Что неймётся милому? Отчего захолонул?

Оно, может, и не так сильно совестился бы Лучина, когда бы не чувствовал: прав призрак, ой как прав! Не в том прав, что за казнь пеняет, а в том, что пророчит Лучине ту же участь. Обрезатель душ бродил рядом, смахивал косой одну жизнь за другой. Сполох, Жар, Сверкан, Зольница - все, кто был рядом последние зимы - пали жертвами судьбы. Оттого и злобился он, вспыхивая как сухой тальник: чувствовал - и его час придёт. Недруги настраивали вождя против него, и первый их них - Хворост.

Глава третья

Скорым бегом зайца-поранка примчался в становище Ожог со своей сторожей. Примчался не с пустыми руками - привёз пленника: тот сидел со связанными руками на лошади, мерцал угольками глаз из-под острого колпака. Побелевшая от инея редкая волосня льдисто втыкалась в чёрный, точно вымазанный сажей, подбородок. Поводья его кобылы Ожог примотал к луке своего седла, слева приторочил отливавшую серебром громовую палку в чёрном кожаном чехле.

При виде пленника люди цепенели от ужаса, жадно разглядывали угольное лицо, старались не смотреть в глаза. Слышался благоговейный шёпот:

- Тсвяты, тсвяты...

- От порчи и сглаза, от хворей и недоброго зверя - спаси и сохрани...

- Дзембы-та цо перлыны... яснеяць...

- Зза огня и пекла вышедши, тамо их уродили...

Мохнатых бойцов Ожог оставил под западным склоном, сам проехал напрямик к Головне, кинул поводья охраннику, другому отдал кожаную перевязь с ножнами, ступил в шатёр. Коротко доложился и вместе с вождём вышел наружу - показать пленника. Люди, сбежавшиеся на весть о захвате пришельца, безмолвно наблюдали, как Головня, презрительно подрагивая верхней губой, оглядел связанного врага, усмехнулся, затем принял у Ожога громовую палку, взятую у пришельца.

- Славное дело ты содеял, Ожог! - сказал он, осматривая оружие. - Порадовал меня... Отцу своему счастье принёс. Вижу, не зря я приблизил ваше семейство.

Тот зарделся, сказал, крепко стоя на широко расставленных ногах:

- За тебя, великий вождь - в огонь и в воду.

Головня не спеша направился обратно в шатёр. Приказал, не оборачиваясь:

- Пленного - ко мне.

Стражники стащили связанного пришельца с седла, поволокли его, подхватив с двух сторон, к вождю. Пришелец был высокий, шёл, приволакивая ноги, остроконечный колпак его покачивался из стороны в сторону.

Народу прибывало всё больше. Услыхав о пленном, люди бросали все дела, спешили к шатру вождя, чтобы хоть одним глазком взглянуть на него. Старый одноглазый воин, ходивший с Головнёй на Ильиных, важно вещал:

- Громовые палки - тьфу, пугание одно. Шуму много, толку мало. Они больше ворожбой берут, колдовством. Сами - гололицые, волос на башке короткий, туго вьётся - не распрямишь. И зубы белые, ровные... не чета нашему брату. Потому как об камень их тешут. В схватке хлипкие, только и могут, что бабахать из палок. Тут главное - лошадь удержать, чтоб не струхнула. На то и надеются. А сами-то хоть долговязые, да жидкие, против таёжника не устоят.