Виктор Точинов - Графские развалины

Но тут противники сумели перехватить инициативу. Легкий пластиковый стол улетел в сторону, открыв путь наступающим. Еще двое из них протиснулись между игровыми автоматами, заходили сзади, норовя взять в окружение. Алекс проскочил, увернулся от метившего в голову кулака, походя своротил чей-то нос набок — и оказался на просторе зала против десятка разъяренных парней одновременно.

…дец, подумал он, — запинают. Подумал, падая, — ноги подсекли сзади, пока Алекс блокировал незамысловатый, но сильный удар в живот.

И тут же понял, что должен делать.

— Эвханах!!! — завопил он еще до того, как спина хрустко ударилась об пол.

Теперь непонятное слово не звучало тихим выдохом. Теперь оно заставляло трястись стены. Оборванная «песня» была по сравнению с ним негромким бормотанием.

— Эвханах!!! — рявкнул он снова, отскакивая от пола, как каучуковый мячик.

— Эвханах!!! — Ботинок Алекса вмялся, раздавливая и плюща, в бородатое лицо.

— Эвханах!!! — Пальцы пойманной на замахе чужой ладони треснули, ломаясь.

Алекс — сам — так бы не смог. Он — сам — ничего и не предпринимал. Лишь вопил заветное слово, отключившись от управления всеми, до последней клетки, мышцами тела. Всё, что надо, делал за него голос…

Милиция — вызванная барменшей — прикатила на удивление быстро, по случаю трехсотлетия Петербург и пригороды кишели людьми в погонах, навезенными со всего Северо-Запада. Но побоище кончилось еще быстрее — полной потерей двигательной активности одной из сторон. Продавщицы хором обвинили во всем толпу пьяных хулиганов — набросились, дескать, на очень приличного молодого человека, но получили достойный отпор.

Самого Алекса на поле боя уже не было.

Милиция (новгородский ОМОН) оказалась в избытке снабжена и спецтранспортом, и вакантными посадочными местами, — именно в ожидании сегодняшнего, раз в триста лет случающегося, вечера. «Нежности» тоже хватало — той самой, что с металлическим лязгом защелкивается на запястьях.

Начали грузить rope-нападавших, но дело застопорилось, — большинство туристов нуждалось в срочной госпитализации. По Павловску понеслись, завывая, машины «скорой», тоже пребывавшей сегодня в полной боевой.

— Один, говорите… — задумчиво почесал за ухом молодой лейтенант-новгородец, вертя в руках бланк протокола.

Алекс пришел в себя на глухой и темной аллее Павловского парка. С трудом разжал пальцы, уронив под ноги зажатый в них здоровенный клок волос, судя по длине — женских. Вокруг была темнота. Где-то далеко — над кронами деревьев виднелись слабые отблески — грохотал салют. Алекс медленно пошел, сам не зная куда. У него появилось чувство, что сегодня он уже не понадобится…

…Спустя час следов битвы в «Содружестве» не осталось. Двое ребят из бригады Костика осматривали вокзал — проверяли слух о тусовавшейся там куче туристов. Мельком заглянули и в «Содружество» — никого. Видать, уехали, решили парни и в итоге оказались правы.

Желанной информации (злосчастные любители пьяного пения действительно знали: когда, на чем и в какую сторону направились мужчина, женщина и двое детей) Костик так и не получил.

Связаться с психиатрической больницей Кравцову не удалось. На звонки по двум обнаруженным в записной книжке номерам никто не отвечал. Возможно, оба аппарата стояли в запертом по праздничному времени кабинете главврача. Возможно, за семь лет номера изменились.

Оставалось ждать вестей от Костика.

До вечера тот выходил на связь трижды, с промежутками около часа. Содержание сообщений оставалось тем же: ищем, след не потерян, — но тон раз от разу становился все мрачнее.

Ближе к сумеркам появился сам — хмурый, злой, но не потерявший уверенности в окончательной победе. Бросил только: «Недооценил я гаденыша…» — и не стал раскрывать подробности. Вместо этого начал задавать вопросы. Много вопросов…

И после получасовой беседы с ним (а говоря начистоту — допроса) Кравцов почувствовал себя, как женщина, возвращающаяся с аборта, — вывернутым наизнанку и выскобленным до донышка. Особенно «охотника» заинтересовали случаи в пещере и на ракетодроме — о них он ещё не знал.

Наконец Костик сложил карту и сказал:

— Все выезды из района прикрыты плотно, а результатов нет. Не знаю почему, но покидать здешние места ваш дружок не желает… Ходит кругами, как привязанный. Значит, скоро заляжет на ночлег — на ногах он вторые сутки. И я до него доберусь. Этой ночью.