Странно, думал я, странно, что предмет, который выглядит таким живым, может быть настолько тяжелым. Я знал, что они никогда не были живыми, но сколько же при этом в них было жизни! Когда я, еще будучи ребенком, сидел в бабушкиной комнате, приговоренный к тишине, когда мне было приказано держаться прямо и не издавать ни звука, мне казалось, что я пару раз заметил, как они вздыхали. Я был бы счастлив провести немного времени с ними наедине, но бабушка всегда была там. В этом-то и была суть: бабушка никогда не покидала своей комнаты.
Это было большое помещение с шестью огромными окнами. Бабушка родилась в этой комнате, а вскоре в ней оказалась и эта огромная мраморная штуковина. За всю свою долгую-долгую жизнь она, похоже, ни разу отсюда не выходила. В одной этой комнате было собрано все, что только могло ей понадобиться. Здесь была ее кровать, тактично спрятанный за панелью унитаз и все, что бабушка собрала за свою жизнь — за свое детство, школьные годы и годы замужества. Здесь были собраны доказательства того, что у нее были дети и что она уже состарилась. В этой комнате была вся бабушкина жизнь во всех ее мелочах. И раз она не могла выйти в мир, мир должен был прийти к ней. Все лучшее из собранного Айрмонгерами оказывалось у нее. У нее был лучший фарфор, китайская ваза времен династии Цин, русское серебро и парижские гобелены. В ее комнате висело множество предметов викторианской эпохи. На стене, покрытой обоями от Уильяма Морриса, висел портрет молодой женщины в пышном платье кисти лорда Лейтона. Но бабушка не была любительницей только лишь современного искусства, у нее имелись и произведения возрастом постарше, вроде картины Джошуа Рейнольдса, портрета обреченного всадника кисти Ван Дейка или рисунка Ганса Гольбейна. Я часто думал о том, что она собрала у себя в комнате все эпохи. Вещи быстро ей наскучивали, некоторые из них задерживались у нее в комнате не более чем на пару дней. Впрочем, некоторые находились там годами. Бабушка постоянно меняла убранство своей комнаты. Она могла потребовать картину с видом Венеции, китайские шелка — все, что угодно. И дедушка стремился удовлетворить ее потребности как можно скорее, ведь это был единственный способ ее задобрить. И хотя из-за своей массивной каминной полки она не могла покидать комнату, ее норов чувствовался по всему Дому, он был размером с Дом. Она действительно могла потребовать все, что угодно. Она могла позвонить в свой звонок, и дворецкому пришлось бы просидеть с ней целый день, могла позвонить снова, и к нему присоединилась бы экономка. Звонок — и в ее комнате шестнадцать слуг, звонок — и там дядюшки и тетушки со всего Лондона. Дедушка всегда делал для нее все, что только мог.
Именно своей жене, желая потешить ее, дедушка даровал право выбирать предметы рождения для всех членов семьи. И как она его за это отблагодарила? Она лишь жаловалась на то, как это ее изматывает, как она от этого устает и что это сведет ее в могилу. Но правда была в том, что ей это нравилось. Ее жизненное пространство было ограниченным, и ей нравилось управлять жизнями других — всех, кто жил в Айрмонгер-парке от мала до велика. Так что именно моя бабушка вручала расчески и затычки для ванн, свистки и спичечные коробки (о моя дорогая Люси!), рюмки для яиц и упоры для дверей. С уверенностью можно было сказать, что с тех самых пор, как бабушка взялась за дело, она стала раздавать направо и налево самые обычные предметы, всякую дребедень. Она называла членов своей семьи посредственностями, ее никто никогда не впечатлял, и она никогда не проявляла снисхождения. К примеру, она сломала жизнь бедного дядюшки Поттрика, сделав его предметом рождения веревочную петлю. И не чувствовала ни капли сожаления, ведь она сама была навечно заперта в единственной комнате. Можно ли представить себе большие страдания? Ходили слухи, что когда бабушка была моложе, она приходила из-за своего заключения в такую ярость, что могла вышвыривать из окон предметы огромной ценности. Она могла расколотить хрустальное зеркало, часы своей бабушки или алебастровый бюст. Единственным постоянным в этой комнате была мраморная каминная полка. Все остальное пребывало в состоянии постоянного изменения. Однажды, проснувшись в штормовом настроении, бабушка открыла окно и выбросила из него свою личную служанку, верно служившую ей много лет, после чего от горя царапала половицы до тех пор, пока ее ногти не потрескались и из-под них не пошла кровь. Все постоянно менялось, и лишь бабушка с каминной полкой всегда оставались прежними.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу