Андрей Столяров - Некто Бонапарт

На улице горел костер из книг и стульев, награбленных в покинутых домах. Какие-то бродяги явно призывного возраста жарили крыс, нанизанных на шампур. Крысы были здоровенные, как кошки, а бродяги — злые и наглые, небритые, воспаленные, готовые на все дезертиры. Он прибавил шагу, на него недобро покосились, но пронесло. Зато в конце улицы навстречу ему развинченной походкой наркоманов выплыли два юнца лет пятнадцати — контролеры мафи, оба в дорогих желтых рубашках навыпуск.

Он вспомнил. Это было именно девятнадцатого. Ему выбили два зуба и сломали ребро. Он обреченно вынул жетон на право хождения по району. На жетон они не взглянул и.

— Плата за год, — лениво сказал старший.

Он покорно достал счет и смотрел, как они, подсоединив его к своему, перекачали все, что там было.

— А теперь в морду, — цыкнув на асфальт пенной слюной, сказал старший.

«Государство не гарантирует правозащиту тем гражданам, которые подрывают его основы».

Прилипающий шелест оборвался сзади. Остановилась машина, и кто-то поманил контролеров пальцем. Оба вытянулись. Мили пошел, напряженно ожидая оклика. Свернул за угол. Он весь дрожал. Это была «вилка». С этого момента события развивались не так, как раньше. Он не знал, хорошо или плохо это. Но все сразу осложнилось. У него не осталось денег. Чтобы выбраться из города, надо пройти три района мафи и везде платить.

Он нырнул в таксофон и оглянулся. За ним никто не следил. Он набрал номер.

— Да! — на первом же гудке, отчаянно, как-утопающая, крикнула Жанна.

Милн сказал в пластмассовое горло:

— Вчера.

Это был пароль, о котором они договаривались.

— Завтра! Завтра! Завтра! — так же отчаянно крикнула она.

Что означало: приходи немедленно.

Он испугался: столько страха было в ее голосе. Может быть, засада? Но тогда Жанна не позвала бы его. Кто угодно, только не она. Он побежал мимо кладбища нежилых домов, мимо горелых развалин, мимо пустырей, заросших колючими лопухами, и заколотил в дверь, и дверь тут же распахнулась, и Жанна выпала ему на грудь, и, сломавшись, обхватила его детскими руками, и уткнулась мокрым лицом.

Она непрерывно всхлипывала, и он ничего не мог понять. Повторял:

— Зачем ты, зачем?..

Она вцепилась в него и втащила в квартиру, и там, уже не сдерживаясь, захлебнулась обжигающими слезами, тихонько ударяясь головой о его подбородок:

— Тебя не было два месяца, я хотела умереть, всех выселили, ходили санитары и стреляли, я спряталась в подвале… пауки, крысы, я боялась, что ты позвонишь, пока я в подвале, я лежала и слушала шаги за дверью, почему тебя не было так долго?..

— Не плачь, — сказал он, целуя молочную кожу в теплом проборе волос. — Тебе нельзя плакать. Как ты поведешь французскую армию на Орлеан? Добрый король Карл не поверит тебе.

Это была шутка. Слишком похожая на правду. Она слабо улыбнулась, одной тенью.

— Полководцы без армий. У тебя впереди «Сто дней», Ватерлоо и остров Святой Елены. А у меня — бургундцы, папская инквизиция и костер в Руане… Возьми меня с собой, я хочу быть там и первой пасть в самом начале сражения!

— Я назначу тебя своим адъютантом, — пообещал он. — Ты принесешь мне весть о победе. Это будет самая блистательная из моих побед.

Налил на кухне воды. К счастью, вода была. Жанна выпила мелкими глотками и вытерла лицо. Успокоилась. Она умела быстро успокаиваться.

— Мы, кажется, спятили, — сказала она. — Я здесь целых два месяца и каждую секунду жду, что они приедут за мной. Но теперь — все. Мы уйдем сегодня же, да?

— Да, — сказал он. — У тебя есть деньги?

— Долларов десять, я последние дни почти не ела. — У нее вся кровь отхлынула от лица, сделав его мраморным. — Это очень плохо, что у меня нет денег?

— Надо пройти три района мафи — значит, три пошлины.

Она отпустила его и зябко передернула обнаженными просвечивающими плечами. Сказала медленно:

— Для женщин особая плата, я могу расплатиться за нас обоих. — Увидела в его руках телефонную трубку. — Куда ты? Кому?

— Патриарху, — застревая словами в судорожном горле, ответил он. — Лучше я сразу отправлюсь в Карантин. — Бросил трубку, которая закачалась на пружинном шнуре. Посмотрел, как у нее розовеют щеки. — Выберемся как-нибудь, не плачь, Орлеанская дева, пойдем ночами, ночью даже мафи прячутся от крыс…

— Я тебя люблю, — сказала Жанна.

Он накинул куртку ей на плечи, потому что она дрожала.

— Слежки не было?

— Нет.

— Никто не заходил — ошибочно, не звонил по телефону?