Татьяна Осипова: Тьма придет за тобой

Я слушал Ганкеля и постепенно проваливался в сон, мои веки закрывались, словно налившись свинцом. Не знаю, как это произошло, но именно с этого дня меня стали преследовать странные вещи. Вне зависимости от своего самочувствия, я начал впадать в кратковременный паралич, что стало началом моей болезни. Это происходило в любое время, в любом месте. Так я остался без работы, и Анна взяла полностью опеку надо мной. В своих снах я бродил по странному острову. Зеленая роща шептала мне что-то ласковое, я что-то искал там, но никак не мог найти. Лес оживал после пожара, оправляясь от адского пламени.

Это был маленький остров, на котором я был счастлив. В полном одиночестве я находил время на все, что мне было дорого, потом в реальном мире, когда мой разум бодрствовал, я скучал по своему острову. Там не было страхов и боли, мыслей о смерти и обо всем том, что случилось с моей семьей. Я понимал, что еще слишком молод. Слишком молод, чтобы отказываться от прежней жизни, и, в конечном счете, умереть. А в реальной жизни я умирал, приступы становились чаще и длились уже не несколько минут, а около часа. Анне пришлось нанять сиделку, которая не смогла у нас долго находиться. Я помню ее, и то, как она смотрела на меня. По бледным щекам катились слезы, и она не в силах была что-либо сказать. На следующий день она уволилась, и я снова был предоставлен сам себе. Анна надеялась, что со мной ничего не случится, пока она не найдет новую сиделку.

Следующей была Мизуко, симпатичная молодая девушка, которая начала мне нравиться. В ее глазах сначала было столько блеска, она с удовольствием рассказывала, как переехала в Гарлемдолл из Чинэтсу, что на юге японских островов, и как ей нравится учиться на медицинском факультете. Мне нравилась Мизуко и, как я понял позже, тоже нравился ей. Однако после месяца работы, она спешно уволилась, и я не смог ее больше увидеть и очень скучал. Мой остров снова стал моим прибежищем, куда я убегал от своих терзаний и мыслей, где одиночество было приятным спутником. Там я мог общаться сам с собой и ответить на все существующие вопросы.

Я выпросил телефон Мизуко у сестры и как-то вечером позвонил ей. Узнав, что это я, она бросила трубку. Я набрал снова и спросил, почему она так поступает со мной.

— Ты мне нравился, Оливер, а … ты …, ты поступил со мной… как со шлюхой!

— О чем ты говоришь? — я не мог понять, что с ней происходит.

— Ты болен, Оливер, я больше не могла выдержать того, что ты делал со мной.

— Но ты нравишься мне, Мизуко, разве я мог обидеть тебя? — мой голос задрожал, я ощутил, как грудь сдавило, словно металлическим обручем, — возможно, я болен, но я не сумасшедший…

— Тот с кем я говорю, может и здоров, но то, что внутри тебя — настоящее зло.

— Что произошло, Мизуко?

— Прости, но я не хочу об этом… — она повесила трубку, и мне стало нестерпимо больно. Я не мог понять, что со мной происходит. Глаза стали тяжелеть, я снова окунался в свой сказочный вымышленный мир, который возможно и существует где-то.

Остров встречает меня тихим дыханием зеленых листьев, здесь не бывает осени, здесь не встает солнце по утрам, тут всегда день и вечное лето. Я медленно иду в лесную глушь, зная, что скоро получу ответы на свои вопросы. Из-за дерева выходит ко мне на встречу мое второе «я». Оливер— два улыбается и машет мне рукой. У него неприятная улыбка и небритые щеки. Взгляд какой-то безумный, странный, блуждающий.

— Ты не привел свою подружку? — улыбнулся он. Я отпрянул, увидев, что его зубы покрыты коричневым налетом и напоминают скорее гнилые зубы мертвеца.

— Кто ты такой? — спрашиваю я и получаю в ответ язвительную усмешку.

— Я — это ты, — он показал на меня пальцем, — а ты — это я, — он снова рассмеялся, его гадкий смех, давил и резал слух, — идем, я тебе покажу, чего так испугалась первая сиделка Бонни, так ее, кажется, звали?

Я киваю в ответ и следую за ним, не замечая, как сумерки, которых еще ни разу не было на моем острове, окрашивают небо в чернильный свет. Хижина, словно построена в незапамятные времена. Старый одноэтажный дом, состоящий из нескольких комнат. На полу разбросана одежда и… человеческие останки.

— Боже, — покачнувшись, я чувствую, как желудок сжимается, а тошнота заставляет выбежать обратно. Но, распахивая дверь, ища выход, я снова забегаю в эту комнату. В комнату полную боли, смерти и ужаса. Они все здесь. Мертвые, расчлененные.

— Жаль, что Мизуко не пришла, — другой Оливер склоняет голову на бок, — ей бы понравилась эта игра. Я закрываю глаза и вижу, как держу Мизуко за руку, как начинаю проваливаться в свой припадок и с жаром рассказываю о девушках, женщинах, которых привозил на свой остров, чтобы жестоко убить, насытившись их плотью. «Это сладкая смерть, когда они еще не понимают, какая им уготована участь, ты не знаешь, кто я, Мизуко, ты должна быть счастлива тем, что я выбрал тебя. Посмотри, как трепещет твое сердце, как по коже пробежал огонь. Я вижу, девочка, что ты страстно желаешь меня, и я помогу тебе в этом…» Я закрываю лицо руками, но не могу проснуться, я бью себя по щекам, а мерзкое чудовище смеется.