Габриэль Зевин - Это у меня в крови (ЛП)

Я кивнула. Миссис Кобравик надела очки, которые носила на латунной цепочке на шее.

– В самом деле? Всего-то? Мне помнится, ты в кого-то стреляла.

– В целях самозащиты – да.

– Ну, да не важно. Я – ментор, а не судья. Ты сожалеешь о своих преступлениях?

Ответ на вопрос был сложным. Я не сожалела о том, что хранила пистолет отца. Я не сожалела, что стреляла в Джекса после того, как тот стрелял в Вина. Я не жалела о сделке, что заключила с Чарльзом Делакруа, ведь он обеспечил безопасность моего брата и сестры. Я ни о чем не сожалела. Конечно же, я ощутила, что произносимые мною слова неправильные.

– Да, – ответила я. – Мне очень жаль.

– Хорошо. Тогда завтра, – миссис Кобравик сверилась с календарем, – семнадцатого сентября 2083 года, город Нью-Йорк решит, что Аня Баланчина успешно прошла реабилитацию. Удачи тебе, Аня. Быть может, соблазнам мира сего не удастся привести тебя к рецидиву.

***

Настало время отбоя, когда я вернулась в спальню. Я добралась до своей койки, которую делила с Мышью последние восемьдесят девять дней, она зажгла спичку и предложила сесть рядом с ней. Она протянула мне свой блокнот.

«Мне нужно попросить тебя кое о чем, прежде чем ты выйдешь», написала она мне на одной из своих драгоценных страниц. (Ей их выделяли 25 на день)

– Конечно, Мышка. Они отпускают меня рано утром. – Я рассказала ей новости, но она лишь покачала головой. Она передала мне еще одну записку.

«После Дня благодарения или даже раньше. За хорошее поведение или, быть может, за то, что я трачу много бумаги. Суть в том, что я лучше останусь здесь. Из-за своего преступления я никогда не смогу вернуться домой. Когда я выйду, мне будет нужна работа».

– Хотела бы я помочь, но... – Она прикладывает ладонь к моим губам и передает мне очередную записку. Очевидно, мои ответы были столь предсказуемы.

«НЕ ГОВОРИ «НЕТ»! Ты можешь. Ты очень могущественна. Я много думала об этом, Аня. Я хочу стать шоколадным дилером» .

Я рассмеялась, поскольку не смогла представить ее за подобным занятием. Девчонка пяти футов ростом и совершенно немая! Я повернулась к ней и, судя по выражению ее лица, она не думала шутить. В этот момент спичка догорела, и она зажгла еще одну.

– Мышка, – шепчу я. – Я не связана с «Шоколадом Баланчиных» подобным образом, а если и была бы, я даже представить не могу, почему ты хочешь такую работу.

«Мне семнадцать. Я немая преступница. У меня нет близких, нет денег, образования».

Ее можно было понять. Я кивнула, и она передала мне последнюю записку.

«И ты мой единственный друг здесь. Я знаю, я маленькая и слабая, как мышка, но я не трусиха и готова на все. Если ты позволишь мне работать с тобой, я буду предана тебе всю оставшуюся жизнь. Я умру за тебя, Аня».

Я сказала ей, что не хочу, чтобы кто-то еще умирал за меня, и задула спичку. Я вылезла из койки Мыши и направилась в свою, где довольно быстро заснула.

Утром, когда она написала мне, а я попрощалась, она не упомянула о том, что просила меня помочь ей стать шоколадным дилером. Последнее, что она написала мне, прежде чем за мной пришла охрана:

«Увидимся, А. Кстати, меня зовут Кейт».

– Кейт, – произнесла я. – Приятно познакомиться.

В одиннадцать меня заставили переодеть комбинезон «Свободы» на уличную одежду. Несмотря на тот факт, что меня забрали из школы, в тот день на мне была надета униформа Троицы. Я так к ней привыкла. Даже три месяца спустя, натягивая юбку на бедра, я ощутила, как мое тело жаждет вернуться в школу, особенно в Троицу, где на прошлой неделе без меня начались занятия. После того, как я переоделась, меня отвели в комнату для свиданий. Целую жизнь тому назад я виделась в этой же самой комнате с Чарльзом Делакруа, но сегодня там меня поджидали мои адвокаты, Саймон Грин и мистер Киплинг.

– Я выгляжу, как человек, который прошел через многое? – спросила я у них.

Мистер Киплинг оглядел меня, прежде чем ответить.

– Нет, – сказал он наконец. – Ты выглядишь очень даже неплохо.

Я вышла на душный сентябрьский воздух и попыталась не принимать близко к сердцу потерю лета. Будет и другое лето. Другие парни. Я сделала глубокий вдох, пытаясь вдохнуть щедрую порцию воздуха в легкие. Я ощутила запах сена и отдаленный запах чего-то сернистого, гнилого, быть может, жженого.

– Насколько я могу помнить, свобода пахнет несколько иначе, – заметила я своим адвокатам.

– Нет, Аня, это всего лишь река Гудзон. Снова где-то пожар, – зевнув, ответил мистер Киплинг.