Крис Бекетт: Во тьме Эдема

— Постой. Подожди минутку. Молчи и слушай.

— Что слушать?

— Тишину, идиот.

Не было слышно ни гудения леса, ни пыхтения деревьев, качающих смолу, ни уханья звездных птиц вдалеке, ни хлопанья крыльев и стрекота махавонов, ни летучих мышей, со свистом рассекающих воздух. Вообще ни звука, кроме тихого журчания воды, пробивавшейся из-под снега сотнями маленьких ручейков. Вокруг было черным-черно. Никакого света деревьев. Только Звездоворот сиял над головой.

Мы с трудом могли разглядеть лица друг друга. И я задумался о планете под названием «Земля», откуда давным-давно, в самом начале, прилетели Томми и Анджела с Тремя Спутниками и куда в один прекрасный день мы все вернемся, если, конечно, будем ждать в правильном месте и вести себя хорошо-хорошо-хорошо. На Земле не найти ни древосветов, ни блестящих махавонов, ни сияющих цветов, но зато там есть большой-пребольшой источник света, которого у нас нет. Это гигантская звезда. Она такая яркая, что если на нее смотреть, она выжжет тебе глаза.

— Когда рассказывают о Земле, — сказал я Джерри, — постоянно вспоминают про ту огромную яркую звезду и чудесный свет, который она испускает. Но ведь Земля постоянно крутится, разве не так? А значит, половину времени она повернута к той звезде обратной стороной и погружена во мрак. А ведь там же нет древосветов и всякого такого — только свет, который сделали сами люди.

— Ты о чем? — процедил Джерри, стуча зубами от холода. — И почему бы нам не вернуться, раз тебе так хочется поговорить?

— Я думаю про ту темноту. Ее называют «ночь», помнишь? Мне кажется, ночь — это так, как сейчас. Как у нас здесь, в Снежном Мраке: земляне бы сказали, что сейчас ночь.

— Э-ге-гей, Джон! — окликнул нас Старый Роджер с другой стороны холма. — Джерри! Э-ге-гей!

Он боялся, что с нами что-нибудь случится — замерзнем насмерть или потеряемся.

— Лучше давай вернемся, — предложил Джерри.

— Ничего, пусть немного понервничает.

— Но я очень-очень замерз.

— Ну подожди минутку.

— Ладно, минутку подожду, — согласился Джерри, — но не больше.

И мой брат в самом деле принялся отсчитывать минуту у себя на пульсе, дурачок. Досчитав до шестидесяти, вскочил, и мы стали карабкаться обратно по гребню горы. Джерри сломя голову помчался к остальным, я же задержался на секунду, — отчасти для того, чтобы показать, что я сам себе хозяин и не побегу бегом ни к Роджеру, ни к кому бы то ни было, а отчасти для того, чтобы еще раз окинуть взглядом окрестности: сияющий лес, окруженный мраком, а над ним — яркие-преяркие звезды. «Там, внизу, наш дом, — размышлял я, — весь наш мир». Так странно было наблюдать его извне. Простиравшийся внизу лес казался большим-пребольшим и в то же время маленьким-премаленьким: светящееся пространство, над которым мерцали звезды, а на горах, окружавших со всех сторон чащу, лежал мрак.

Джерри между тем в красках расписывал остальным, как сильно у него замерзли ступни, просил, чтобы их потрогали, растерли, а его посадили к себе на закорки и несли, пока он не согреется, — словом, прыгал и скакал вокруг нас, как идиот. В этом весь Джерри. «Я всего лишь дурачок, я никому не причиню вреда», — как бы говорил он людям. Но я не таков. «Я отнюдь не дурак, — демонстрировал я всем своим видом, — и не поручусь, что не причиню вам вреда». Я притворился, будто совершенно не чувствую холода, и вскоре мои ноги так онемели, что я и правда уже ничего не ощущал. Я заметил, что Тина с улыбкой смотрит на меня, и улыбнулся в ответ.

Мы стали спускаться — прочь от снегов, к верхней границе леса, куда пробивался свет от деревьев. Старый Роджер охал и причитал, что новошерстки нынче совсем распустились, никого не уважают, не то что в его время.

— Старый дурак боялся, что ему придется вернуться к Семье и признаться вашим мамам, что он вас потерял, — пояснила Тина. — Испугался, что ему тогда не поздоровится. И больше не с кем будет переспать.

— Можно подумать, с ним до этого хоть кто-то ложился, — усмехнулся темноглазый Лис. Мама как-то призналась, пожав плечами, что, возможно, Лис — мой отец. (Правда, потом она заявила, что с тем же успехом это мог быть Старый Роджер — видимо, раньше он не был таким уродом, — или красавчик-новошерсток из Лондонцев, с которым мама тоже как-то переспала. Мне, конечно, хотелось бы знать наверняка, но у нас многие не знают своих отцов.)

Мы подошли к Холодной тропе, сбегавшей вниз возле ручья, который нес талые воды из большой снежной глыбы. Эту тропу протоптали шерстяки, и мы выбрались на нее в надежде их встретить. Но шерстяков не было видно, зато мы нашли множество свежих следов, спускавшихся по снегу и грязи у ручья в лес. Шерстяки уже прошли. Бездна выманила их из мест обитания, отвлекла от привычных занятий.