Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Патология

Дальше я вывалил на замерших попутчиков всю информацию, почерпнутую мной из порнографических журналов. Тело, теперь уже без имени, созданное в моем воображении на основе цветной полиграфии, глухо стонало. Двигало бедрами. Я протянул руки к груди, качающейся в такт движениям.

Но тут кончил Саша. Он еще на Катьке выпучил глаза и дышал через раз, а на безымянном теле захрипел, держась обеими руками за штаны.

– Вот они, какие, женщины, – сказал Федя, отвлекая внимание от красного, как рак, Саши, – ну, за них, проклятых.

Замахнули, выдохнули. Чтобы отвлечься, переключились на спорт. Выпили за российских чемпионов всех времен – от древнегреческих олимпиад до наших дней. Потом провал в памяти практически до конца поездки.

Раннее утро. После трех дней пути земля под ногами дрожит в такт движения поезда по рельсам. Ощущаю себя мерзко – в теле слабость, в голове муть. Старательно вдыхаю божественно вкусный хвойный воздух. Мы идем по грунтовой дороге, которая, как бесконечная река, течет по бескрайней тайге. Постепенно оживаю. Когда после очередного поворота дороги, мы подходим к железным воротам с красной звездой, я уже чувствую себя относительно хорошо, с интересом смотрю на окружающую жизнь.

После бани и переодевания в военную форму, посмотрел на себя в зеркало и понял – родина в опасности. Висящая мешком на худом теле форма, перетянутая ремнем, и пилотка на опухшем лице. Из коротких рукавов торчат кисти рук, а тонкие ноги в штанах цвета хаки утонули в раструбах кирзовых сапог, в которых портянки сразу сбились к носку.

Вечером появился капитан и толкнул речь перед строем, из которой я понял, что мы молодые бойцы и нас целый месяц будут учить защищать Родину. Затем он ушел, а сержант Хаматгалеев (я не националист, но внешний вид сержанта напомнил мне о нелегкой доле русичей под монголо-татарским игом) кратко, емко и образно объяснил, что нас ждет и в какую позу он нас поставит в процессе освоения всего многообразия воинских знаний.

В последующие дни я понял, что он имел в виду. С подъема до заката не было ни одной свободной минуты. Оказалось, что солдат должен много уметь. Помимо умения с криком «ура» бежать в атаку и стрелять в сторону противника, надо еще уметь подшивать воротнички, стирать и гладить свою форму, мыть пол, чистить очко, подбирать раскиданный мусор и совершать массу других далеких от штыковой атаки действий.

Сержант много внимания уделял спортивной подготовке – от утренней трехкилометровой пробежки до частых занятий на перекладине. И, если в утренние пробежки я быстро втянулся, то перекладина была для меня виселицей, то есть, я на ней висел, как мешок. Любимой забавой для сержанта было гонять нас по несколько раз в день по полосе препятствий. Я проклинал тот день, когда мать решила не делать аборт, я посылал подальше все национальные меньшинства страны, я напрягал свое слабое тело в попытке преодолеть препятствия, но полоса была для меня непреодолима. Как правило, я застревал на шведской стенке, ну, если раньше не падал с бревна или не допрыгивал до другого края рва с водой. Все сидели на траве и прикалывались над моими нелепыми прыжками на шведскую стенку.

Я отдыхал, когда мы учили устав воинской службы и маршировали строевым шагом на плацу. В свободное время вечером большинство, приготовив все на завтра, садились писать письма домой. Я сидел и размышлял, кому бы мне написать, но, кроме отца, писать было некому, а ему я писать не хотел. Во всяком случае, пока. Я бездумно смотрел в окно на заходящее солнце, такое же одинокое в холодном космосе, как я. С радостью услышав сигнал отбоя, я ложился спать, но следующий день и новые проблемы приходили вновь.

В одно прекрасное утро я получил удовольствие от пробежки – бодрящая утренняя прохлада действовала возбуждающе. Я чувствовал легкость в теле, мой нос вдыхал лесные запахи, несущие ароматы свободы, мои окрепшие за месяц мышцы работали, неся тело по маршруту утренней пробежки. В этот день мы были на стрельбище. Я впервые держал в руках настоящий автомат. Утренняя эйфория в сочетании с приятной тяжестью оружия в руках дала результат – все три пули, данные нам для стрельбы, я всадил в мишень. У меня возникло ощущение, что мишень сама приблизилась ко мне. Осталось только нажать на курок. Мне даже показалось, что все посмотрели на меня, как-то по-другому, может быть не уважительно, но с интересом. Сержант Хаматгалеев, явно от меня этого не ожидавший, скупо похвалил.