Memento mores – помни о смерти, гласило древнее предупреждение, звучащее для меня проклятием. «Мне ли не помнить о смерти?» – зло усмехнулся я, стоя на высоте в четверть мили над водой, за несколько мгновений до того, как я узнал, что смерть забыла про меня. И вот я, расставив руки, медленно, с наслаждением роняю себя в объятия гравитации и ветра…
В мире теней и абстракций
реальность как пища сознанья
творится одним лишь словом
на месте усопших цивилизаций,
и сроки хранения этого яства
подобно любви лишены постоянства.
Глаза – зеркало души. Но что делать, если зеркало отказывается отражать? Зеркало против зеркала, метафора против размазанной по стеклу амальгамы – бесконечная анфилада выжженных дотла миров. Я перестал интересоваться своим отражением давным-давно, привыкнув к статичной Вселенной, медленно вращающейся вокруг меня по сложной орбите. Демиург, изгой, мессия, проклятый… Бог – всех имен и не упомнишь.
Там, за омутом бесцветных серых глаз, за чёрной дырой зрачков, по ту сторону зеркальной глади, где-то затерялся и я. Пытаюсь вырваться из-под темного притяжения своего же взгляда, убежать от беспросветного безумия; от безысходности, закутанной в выцветший саван печали. Я прикасаюсь к своему отражению, сбрасываю морок, провожу рукой по отражённому небритому лицу, очерчиваю упрямую линию губ. Когда-то они ещё помнили, что значит улыбаться, и вкус её поцелуев… Всё это ушло, поглощено ненасытным временем, и время было наказано.
Делаю по стеклу стирающий жест, и по зеркальной поверхности змеятся трещины. Выходя из комнаты, я всё ещё слышу, как осыпаются на пол осколки. Этот звук преследует меня до сих пор, он смешивается с восторженным страхом стотысячной толпы перед храмом в честь меня. Я Бог, мне возносят молитвы, меня проклинают миллионы. Я никогда не хотел сделать мир лучше, теперь у моих ног лежали все миры.
Пройти всё, от саморазрушения до обожествления, затем вернуться и пройти путь ещё и ещё раз, каждый раз ища новые грехи. Для чего всё это было? Мне казалось, что где-то найдется мир, где я снова встречу её, но вселенные проходили мимо, оставляя в моей душе безобразные шрамы. Зеркала бились снова и снова, я пытался воевать с самим собой, словно не понимая, что с бессмертными сущностями воевать бесполезно, точно так же, как не имеет смысла считать бесконечное, если желаешь досчитать до конца. Бесконечность можно объять, только если она станет точкой, той самой точкой, с которой она и начиналась. Так обрело парадигму безвременье.
Его вселенная
божьей коровкой
лежит на ладони.
Бесприютно
на опустевшем перроне.
И цвет теряют в сумерках цветы,
поскольку тьма
сильнее красоты.
Что есть время? Сущность или движение, процесс или стопка цветных картинок? Мы не знаем этого, мы вынуждены принять этот феномен как должное, включить его в наши паттерны, стать зависимыми, вставленными в его размерность и направление. Забери у человека время – и можешь смело назвать его безумцем, в противном случае сам станешь им. Клейми то, чего боишься, иначе страх заберёт твой разум и утащит в сад безвременья. В то место, которое некогда служило приютом для Адама и Евы, то место, где откушенное яблоко породило время и бросило двух детей в безвозвратное течение жизни. С тех пор всё изменилось, время не пощадило ни альфу, ни омегу, оно поставило одно раньше другого. Где-то там были цветы миллионы лет назад, теперь от них осталась лишь старая пожелтевшая фотография, по которой лишь фантазия может попытаться восстановить их красоту, заставляя жалеть об ушедших мгновениях. Именно такой фотографией и был сад, сомневаюсь, что старый парк был именно тем местом, где бродила нагой та самая Ева. В конце концов, всё это просто архетип, абстракция, но здесь я пересёк все миры, все реальности и запер их в одном мгновении.
Осень. Кто-то когда-то сказал мне, что цвета осени – цвета ренессанса, этим она словно пытается перечеркнуть грядущее увядание. Или, быть может, спешит оставить о себе хоть капельку доброй памяти, прежде чем пуститься в бесконечный плач по уходящему в небытие лету? Или это смерть? Скользкая, мокрая от крови смерть в окопах бесконечной войны.
Люди любят рассуждать о круговоротах и циклах, о смерти и жизни, ведь они – неотъемлемая часть их существования. Как они могут не понимать, что отними у них хоть что-то из этого базиса, и они больше не смогут приспособиться, они больше не найдут себя в этом лишённом ориентиров мире. Нет смысла в вечности, если нет смерти; бессмысленны циклы, если они разомкнуты; бессмысленно время, если ты бессмертен – всего лишь старая привычка вечно тормозящего сознания. Цепочка абсурда нарастает, как снежный ком. И ваша вселенная лопается. Раздаётся негромкий хлопок, и вот вы уже летите с моста в темные воды.
Читать дальше