Дмитрий Дзыговбродский - Сорные травы

– Хорошего помаленьку, – я поднялась, подхватывая лопату. Раньше сядем – раньше выйдем. Вадим, свети.

Ива дома не оказалось. Господи, они там у себя друг у друга на головах, что ли, спят, в ординаторской – один диванчик, а палаты переполнены. Или по расписанию? Сил добраться до душа ещё хватило. На то, чтобы проверить, есть ли что съедобное на завтра, – уже нет. Ну и чёрт с ним. Утро вечера мудренее.

Может, оно и в самом деле мудренее, когда выспишься по-человечески. А после трёх часов сна – едва ли. Я всегда искренне завидовала людям, способным месяцами спать по четыре-пять часов и при этом не смахивать на свежеподнятого зомби. Хорошо хоть, холодильник работает, как положено: несчастный борщ, хоть и доживающий последние дни, есть ещё можно. Уже традиционно прошла пешком половину дороги, традиционно же пробежалась за подошедшим автобусом – зато проснулась и на работе появилась более-менее похожей на человека.

У выхода стояли вчерашние пикетчики, вот людям не спится. Действительно с плакатами. Завидев, как я подхожу ко входу, оживились, подняли раскрашенные простыни повыше и даже попытались что-то скандировать. Вышло не очень, пионерские речёвки – и то слаженней. Я открыла кодовый замок, показала им средний палец – не надо бы, но устала, и настроение ни к чёрту. Калитка хлопнула за спиной, отгородив меня от справедливого возмущения общественности. Как всё-таки хорошо, что я не работаю с людьми.

– Вадим, доброе утро, – сказала я, выходя из раздевалки. – Не знаешь, давно эти ненормальные с простынями стоят?

– Шеф умер.

– Не смешно.

– Шеф умер, – повторил Вадим. – Ночью. Я когда вас развёз, решил домой не ехать, чтобы мать лишний раз мозги не компостировала. Поднялся на кафедру, у шефа свет горел, думаю, дай зайду. А он лицом на столе лежит. Окоченевший. Трупные пятна в состоянии гипостаза.

– Три-четыре часа, значит, – машинально откликнулась я. – Впрочем, надо температуру смотреть… Что ж он никого не позвал?

– Четыре часа, если быть точным. Кто теперь скажет, чего он не позвал… Были в это время наши, но внизу. Может, не докричался. На вскрытии – острый инфаркт миокарда, признаки кардиогенного шока.

– Кто исследовал? – поинтересовалась я. – Со стороны, что ли, позвал?

– Я и исследовал.

– Я бы не смогла.

– Эх, Машка… Зелёная ты ещё совсем, оказывается. То, что на столе, – это уже просто биологический объект.

Как говорит… говорил шеф, всему есть предел. Я не стану вскрывать человека, с которым проработала столько лет и который был скорее другом, нежели начальником. Точно так же, как ни один хирург не возьмётся оперировать друга или родственника, если речь не идёт о чем-то сложнее панариция. Хотя по большому счёту лично мне наплевать, что станет с телом после того, как умру, – а всё равно не буду.

– Жене его позвонил, сказал, что умер, – продолжал Вадим. – Договорились, что завтра его вместе с внучкой отсюда заберём, чтобы домой не отдавать. И в одну могилу, разрешение пробью… я ж теперь вроде как и. о.

– Понятно.

– Кстати, у него на сердце один рубец уже был.

– Ничего себе…

– Я тоже не знал. Такие вот дела.

– Со всем остальным как?

– Всё так же. Везут. Договорённости на вечер в силе, как и всё остальное.

Пока это самое важное. Что будет важным потом, доживём – увидим. Если доживём, конечно. Происходящее давно вышло за рамки обыденности, а значит, привычные оценки потеряли смысл. Остается руководствоваться только целесообразностью, всё остальное побоку. Когда вся эта чертовщина закончится, можно будет собрать информацию и сделать выводы. Если не засекретят к чёртовой матери. Сейчас, конечно, не такие параноики, как в тридцатых, когда засекречено было даже количество произведённых в стране презервативов, но откровенно странных решений тоже хватает. Открыто смертность по позавчерашнему дню до сих пор не дали, хотя это вполне объяснимо: за три дня такую статистику не собрать. А вот то, что до сих пор теле-и радиоканалы утверждают, будто ничего сверхъестественного не произошло, обычная вспышка гриппа, – куда хуже. Цензура, как она есть. Даже странно, когда появился «свиной» штамм, СМИ активно нагнетали истерию, хотя достаточно было сравнить смертность по старым сезонным штаммам и новому, чтобы понять, что истерить незачем. А сейчас все активно делают вид, что ничего не происходит. Разве что в блогах может быть шумно, но добраться до Сети и вдумчиво изучить, что творится в социальных сетях, не было времени. Я бы и про официальные версии не знала, если бы в секционном зале не стояло радио, которое вместо обычных музыкальных каналов настроили на новостные – надо же знать, что делается за стенами бюро. А как тут узнаешь, если домой добираешься только для того, чтобы рухнуть в кровать, – и то не каждый день?