Владимир Васильев - Страшный суд над богом и дьяволом

– Никогда не думал, что будем судить Апельсинова и его нацболов за гуманизм, – влил в себя виски спикер Миноров.

– Это же враг народа! – жутковатым металлическим голосом выкрикнул Угрюм-Бурчеев. – Клейма негде ставить! Война – благо! В сорок пятом двадцать миллионов мальчиков умерло с улыбкой на устах! Во имя Родины и двадцати миллиардов таких мальчиков не жалко! Умереть за Отечество – счастье!

– Самое противное, что этот мерзавец уже заявку в Думу сбацал, ЦИК обошел! – сказал Падловский. – Его же туда допускать нельзя!

– Без прессинга! – оборвал его Призонов. – Мы самая мирная страна в мире! К тому же единственная. Сделаем просто – введем дополнительный критерий по выборам в Думу. Например, по весу. Он ведь худой?

– По сравнению со мной – да, – заинтересовался Миноров.

– Вот и все. Своим, как понимаете, мы веса с голосами добросим. А чужой не прошел по весу – прощай, иммунитет! С Апельсиновым потом тихонечко, без крика, как обычно. Не мне вас учить, Николай Платонович.

– Вас понял! – резко кивнул Пастухов.

– Замечательно! – воскликнул Падловский и сразу потянулся в креатив. – Сделаем серию роликов о том, что Русская Империя – это страна сильных, здоровых людей, а не тощих очкариков с бородкой! Эх, Кукрыниксов бы сейчас воскресить!

– Могу устроить, – величественно сказал Император.

– И Пушкина можете? – вдруг заинтересовался Падловский.

– Зачем нам живой Пушкин? – удивился Призонов. – Хватит и живого Игоря Кириллова!

– В качестве врага, разумеется, – заулыбался Падловский. – Эфиоп, русофоб, агент Моссада и так далее. Для массового эффекта и дружков его можно воскресить – Муравьева, Рылеева, Бестужева…

– Не стоит будить нового Герцена, – покачал головой Император. – Ограничимся Кукрыниксами, а то круг замкнется. Ведь еще кое-где смеют самостоятельно думать!

– Моя недоработка, – поник Падловский.

– Вы уж разберитесь с бывшими иностранными гражданами! А то, приезжаю с Дементием Варламовичем к мсье Саркози для подписания мирного договора о полной капитуляции. Договор простой и типовой. Мне – все, вам – кусочек всего, народу – как всегда, Саркози – жизнь. Так этот Коля-Николя вдруг заявляет, что должен посоветоваться со своими коллегами, так как живет по демократическим принципам! Дементий Варламович, у нас ведь тоже демократия, не так ли?

– Так точно! – рявкнул Брудастый.

– И никаких других демократий быть не должно, правильно?

– Не потерплю! – убедительно сказал Брудастый.

– Дементий Варламович – это воплощение нашей демократии! – одобрил Призонов. – Потом конечно, этот Николя у меня в ногах валялся, но осадок остался…

– Может, его тоже того? В осадок? – плотоядно облизнулся Пастухов.

– Не спеши, Коля. Всем придет черед, – со значением сказал Александр.

– Народ вообще нагл, злобен и инертен, – сказал Свинюгин. – Люди кричат, что все их налоги идут на наши счета. А на что мы, спрашивается, ядерное оружие сооружали? Армию на что содержим, которая их от них самих защищает?

– Твари неблагодарные! – поддержал Миноров и запил свою обиду коньяком столетней выдержки. – Работаем, как рабы на галерах…

Призонов брезгливо поморщился и вдруг щелкнул пальцами. Все, кроме, Гонялова, превратились в фарфоровых кукол с плоскими овалами вместо лиц.

– И что? – спросил Гонялов.

– И все! – с торжеством сказал Император.

– Вам надоело быть пастухом, вы хотите стать садовником. Решили превратить животных в растения? Надолго или насовсем? – переспросил Иван Денисович.

– Пока тренируюсь, – ответил Призонов и вновь щелкнул пальцами.

– Народ нагл, злобен и инертен, – повторил слова Свинюгина Падловский, доверительно наклонившись к Загрызлову. – Люди кричат, что все их налоги идут на наши счета. А армию на что содержим, которая их от них самих защищает? А на что мы, спрашивается, ядерное оружие сооружали?

– Неблагодарные твари! – нахмурился Кони. – Работаем тут, как рабы на галерах…

– Кстати, о рабах, – сменил тему Александр. – Наша партия автоматически стала не только главной в стране, но и ведущей в Русской Империи! В связи с этим пора менять…

– Кого? – всхлипнул рупор партии.

– Название, Кони Лабрадорович, сейчас только название!

– Так это мы запросто, не впервой, – расцвел Кони. – Единая, простите, «Счастливая Русская Империя»!

– Аббревиатура этого названия не вполне отражает внутреннее содержание нашей партии, – сказал Призонов.