Виктор Мартинович - 墨瓦 Мова

В этот раз, кстати, обошлось без обычного цирка, не пришлось торговаться и сбивать цену вполовину. Что тоже должно было меня насторожить. Я нашел стандартный китайский стафф-трейд: в лавках, где продают то, на чем я специализируюсь, обычно вдобавок торгуют еще календариками, книжечками с предсказаниями судьбы, бумажными роботами, древними радиоприемниками, с помощью которых, если долго искать волну, можно услышать голос предков, которые скажут тебе, чем нужно торговать, чтобы быстро стать миллионером; ковриками для медитаций, кимоно с драконами, трубками для опиума, цитатами из Мао и Лао-цзы, чудодейственными портретами каких-то стариков – нужно быть китайцем, чтобы просечь, что это за старики и в чем их чудодейственная сила. В стекле витрин, если у лавочки в принципе есть стекло и витрина, выложены сухие травы, корни женьшеня, пучки фазан-травы, почерневшие ящерицы. Я, кстати, так и узнаю свое место — по этим ящерицам и травам.

Тут на входе стояла «лотерея удачи» — барабан, кинув в который монету в 2 евро, можно получить бумагу с надписью «beter livin», «beter hels», которые якобы сами по себе гарантируют «лучшую жизнь» или магическое «улучшение здоровья». Ага, ищите дурака! Я и так не жалуюсь ни на жизнь, ни на здоровье. А если бы и жаловался – не в китайской же лотерее искать искупление. Конечно, в высокодуховном храме-бутике Hermes, если вы меня понимаете.

Старый торговец сидел за прилавком и практиковался в написании иероглифов. Черная тушь, маленький кусочек серо-желтой акварельной бумаги размером с детскую ладонь. Накорябал иероглиф, а бумажку — сразу в мусор, берет новую.

В помещении царила такая тишина, которая может царить только в маленькой китайской лавочке, где торгуют такой дребеденью, что торговля не имеет никакого коммерческого смысла. Около старика стояли настоящие механические часы – они тикали, как в рекламе Breitling. Верите ли: механические часы в наш просвещенный 4741 год?

Я поздоровался и спросил, есть ли у его чернил крыша. Но он мой юмор не заценил и продолжал молча возить кисточкой по листочку. Тогда я спросил: стафф есть? Он поднял голову и сказал на хорошем польском:

— Знаешь, почему я практикуюсь в написании иероглифов на маленькой бумажке?

Я лукаво улыбнулся и ответил:

— Конечно, знаю, дедуля! Потому что бумага стоит дорого, а переводишь ты ее ох как неэкономно. Ты бы хоть с другой стороны рисовал! А то что это получается? Один иероглиф на листок – и в мусор!

А он рассмеялся и нарисовал «лаовай» [1] Дурак, иноземец (кит.) . Протянул мне и объяснил:

— Если у тебя маленький листок, рисовать значительно сложнее. Потому что кисточка ограничена краями, рука не успевает развить скорость и силу. В рисовании иероглифов главное – скорость штриха. Именно она обеспечивает динамику и упругость.

Я хмыкнул, как механизатор в районном художественном музее, которому рассказывают о том, почему Джоконде на репродукциях нельзя пририсовывать усы.

Старик на мой скрытый сарказм не обратил внимания.

— Наша жизнь – именно такая попытка втиснуть красоту в рамки маленького клочка бумаги, – он поднял голову. – Мне уже 80.

Мне показалось, что последнее предложение никак не следовало из предыдущего.

— Каллиграф – всегда воин, – продолжил он. А воин видит, кто перед ним: крестьянин или великий мастер клинка, поскольку только такое понимание позволит воину остаться в живых, когда он встретит серьезного соперника, – он внимательно осмотрел меня. – Но я не каллиграф и не воин. Я просто торговец, который истратил лучшие годы своей жизни на торговлю хламом в далекой стране среди невежественных варваров, которые не отличат терракотовый чайник от глиняного. Сейчас листок, на котором я рисовал собственную жизнь, почти заполнен, а желание оставить после себя красоту не иссякло.

Я немного подустал его слушать и все пытался понять, на какое время рассчитана эта его «лекция». Старые китайцы как сядут тебе на уши, так могут болтать часами. А у меня поезд. А перед ним надо успеть хлебнуть пива.

Он встал, подошел к большому деревянному шкафу, покрытому черным лаком, и потянул к себе один из ящиков. Там – на всю длину – были выложены сокровища, на которые в Минске можно было бы купить половину города. Стафф был не скручен, бумажки разных размеров, большая часть записок выведена с помощью кисти чернилами, не исключаю, что тем самым стариком.

Получается, он сам и производил. Обычно же дилеры торгуют тем, что сделано на специальных фабриках, где сотни китайцев в антисанитарных условиях… — ну, вы социальную рекламу Госнаркоконтроля по net-визору видели, продолжение знаете. Буковки были ровными и разборчивыми (потому что иногда ни слова не разберешь, клиенты жалуются). А тут строчки, как под линейку. Я прочел несколько слов и быстро отвел взгляд.