Григорий Мокеев - Бестелесные. Книга 1

Едва попав в Ад, я пытался помочь всем подряд, был способен к состраданию и бунту. Но так продолжалось недолго. Постепенно жалость к себе вытеснила все остальные чувства, я начал с удовольствием принимать награду, выдаваемую тенями за выполнение абсолютно бессмысленной работы, а попытки выбраться или взбунтоваться стали казаться глупыми и бесполезными. То же самое произошло со всеми остальными. Интересно, виной всему давящая атмосфера абсолютной безнадежности? Не знаю, но недавний инцидент отрезвил меня, я хочу заново научиться мечтать и чувствовать. Главное, чтобы это желание не осталось мечтой – мне нужен план. Как бы ни было сложно, я буду пробовать снова стать человеком. В конце концов, моя душа бессмертна – времени навалом. План предельно прост: у теней есть свои правила, значит, мне надо стараться их нарушать. Они открывают двери, приглашая нас на ежедневный бессмысленный труд? Я закрою эту дверь. Они хотят, чтобы мы ели эту коричневую гадость? Я буду бросать ее на пол. Если я выйду из двери и не сяду за стол, а пойду по коридору, как далеко я смогу дойти, пока они заметят проступок? Конечно, когда для протеста тебе доступны только комната и бесконечно длинный коридор, особо не разгуляешься. Но я ведь художник, воображение у меня хорошее. И я спасу бедного мальчика, если, конечно, его душа еще среди нас.

Для начала, пожалуй, нужно подняться с пола. Я медленно встал на колени – несмотря на значительный прилив внутренней бодрости, в теле еще была какая-то слабость. Хм, а это что? На полу в моей пустой безликой комнате, не предполагающей ничего лишнего, лежал небольшой черный предмет – овальной формы, размером примерно с мою ладонь. Я взял его, повертел, рассматривая в бледном свете лампочки. С поверхности находки на меня уставились два безумных зеленых глаза на бледном исхудавшем лице. В глаза лезли длинные, спутанные волосы. Мое отражение, догадался я, хоть и не сразу. Давненько я себя не видел. И неудивительно, что не признал – версия, надо сказать, не очень. Значит, мне в руки попало зеркало! И явно непростое – изображение львиной морды с открытой пастью, украшающее его верхний угол, можно увидеть на фасадах каждого собора в Инраме.

Как рассказывают легенды, многие тысячи лет назад на Земле существовало два царства: людей и зверей. Веками они жили бок о бок, пока миру не пришел конец. На трон животного царства поднялся Инракад, и его рев разнесся по всей земле. Инракад был прирожденным царем: лев исполинских размеров одним ударом лапы мог свалить слона. Ему не нравился установленный на земле порядок. Инракад считал, что голые, слабые, не приспособленные для выживания люди не являются частью природы. Новоиспеченный царь объявил войну. Он послал двух орлов выкрасть наследника человеческого престола – Анракада. Орлы выполнили свою задачу, и горю короля не было предела. В отчаянии он попросил помощи у Бога, и Бог помог. Он послал на землю первого священника, наделенного огромной силой – Шарида. Битва Инракада и первого церковника длилась целую неделю, пока в конце концов Шарид не отсек голову агрессору. Анракад вернулся домой, а разгневанный Бог отнял у зверей дар голоса и навеки заточил их в лесах и полях. По легенде, голова Инракада стала главным символом могущества церкви и вечным напоминанием для непокорных.

Но что эта морда делает тут, на зеркале, и откуда само зеркало взялось в моем аскетичном жилище? Судя по всему, в коридоре его обронила одна из теней, а потом зеркало затянуло вместе со мной за дверь. Судя по этой львиной башке, получается, что священники как-то связаны с тенями? При всей моей неприязни к церковникам, мне очень сложно в это поверить – как бы они ни ругали нас в детстве, зла явно не желали. И особой кровожадности, любви к пыткам за ними замечено не было. Главный вопрос состоит в другом: зачем теням вообще нужны зеркала? Сомневаюсь, что мерзким червеподобным тварям нравится смотреть на свое отражение. Еще минут двадцать я вертел зеркало, рассматривая его со всех сторон, но не обнаружил ничего необычного. Может, и правда потерявшая его тень была самовлюбленной?

Усмехнувшись этой мысли, я вспомнил нашего главного наставника Корнеля, который очень любил крутиться возле зеркала, так и эдак поправляя капюшон. Даже на минуту заходя в нашу комнату, чтобы убедиться, что мы мирно спим, он не упускал случая кинуть взгляд на свое отражение. За это мы прозвали его Нарциссом, хотя Корнель мне всегда нравился. Он немного отличался от других священников, был каким-то более человечным. Я даже пару раз видел, как он смеялся, а еще иногда «не замечал» наших шалостей. Другие священники его даже сторонились, и Корнель проводил больше времени с нами, чем с другими наставниками. Положа руку на сердце, большую часть знаний о мире я получил от него – иногда даже казалось, что в какой-то мере Корнель заменяет нам всем отца.