Нил Шустерман: Непереплетенные - книга сэмплов

Колтону не хочется даже думать об этом, но в разговор включается Кемо. После возвращения он пытается создавать в камере атмосферу покоя. Впрочем, безуспешно — он сам явно не находит покоя в собственной душе. Его медитации всё короче, и он всё чаще меряет шагами камеру, бормоча мантры.

— Что бы ни сделали, — говорит Кемо, — надеюсь, трансформация Дженсона будет иметь для него смысл.

Колтона его слова только злят.

— Как ты можешь такое говорить? Какой вообще в этом может быть «смысл»?

Кемо сохраняет (или демонстрирует) спокойствие.

— Либо всё имеет смысл, либо ничто не имеет смысла. В каком мире ты бы предпочёл жить?

Гэмон перестал плакать. Кажется, в Доме с привидениями его пробрало до глубины души. Он по-прежнему не разговаривает, но и не хнычет. Правда сворачивается в клубок и ковыряет кожу на локтях, пока они не начинают кровоточить. Интересно, накажет ли её Да-Зей за порчу своей собственности?

Видимо, это праздный вопрос, поскольку на следующей утренней поверке Правду отбирают для расплетения. Девчонка вопит и протестует, ругаясь на полудюжине языков, но это ничего не меняет. В конце концов её уволакивают в одно из зданий без окон — в то, где проводится расплетение. Колтон надеется, что для неё всё закончится быстро.

Прежде чем их уводят внутрь, Колтон видит, что в некотором отдалении маячит Роден с биноклем в руках. Доктор отводит бинокль, и оказывается, что он не просто оглядывает сцену, а смотрит прямо на Колтона. «Парень с глазами». Доктор улыбается. И если вчера эта усмешка вынудила Колтона отвернуться, сегодня он не позволяет Родену запугать себя. Смотрит противнику в глаза и не улыбается в ответ.

В камере никто не упоминает Правду. Разговор о ней — к неудаче, а им нужно много удачи, всё, что только получится собрать.

— Какая судьба хуже? — размышляет Кемо вслух. — Если тебя отслоят или сделают таким вот подопытным?

Этот вопрос Колтона не волнует, но откликнуться его заставляет спокойствие, с которым рассуждает Кемо, словно речь идёт о гипотетической, а не реальной ситуации.

— Как ты можешь сравнивать?!

— Я и не могу, — говорит Кемо. — У меня нет ответа. Расплетение с отслоением отличается от обычного. Если умирает мозг, само собой, умирает и человек, даже если его плоть жива. А со смертью приходит тайна того, что лежит за ней. К смерти я готов. Но стать одной из… тварей Родена? — Кемо передёргивает плечами. — И всё же в виде твари ты жив, предположительно, сохраняешь собственный мозг. — Он смотрит на Колтона, не видя его, и задаёт вопрос, в котором звенит торжественность «гханты»: — Тебя не соблазняет такая перспектива?

— Нет! — отвечает тот. — Ни за что! Пусть меня лучше отслоят.

Но Кемо улыбается, потому что знает: собеседник не уверен до конца.

На следующий день после того как увели Правду, в камере появляется новый обитатель. Дверь в их отстойник распахивается, и охранники втаскивают внутрь девушку. Девушку, с головы до ног изукрашенную татуировками.

— Ублюдки! Вы не можете так со мной поступить! — вопит брыкающаяся Карисса. — Да как вы смеете?!

Охранники бросают пленницу на землю и уходят. Колтон первым приближается к ней, испытывая огромное удовольствие от зрелища её несчастья.

— Позволь мне стать первым, кто тебя поприветствует.

— Вот дерьмо!

Похоже, воля к победе покидает Кариссу в то же мгновение, как она видит, кто к ней обращается. Она поднимается на ноги, утирая кровь с губ.

— Это девчонка, которая тебя сдала? — интересуется Кемо, подкрадываясь ближе. В его обычно спокойных движениях вдруг прорезается холодная угроза.

Карисса отодвигается в угол, населённый пауками.

— Меня заставили!

— Да ну?!

Колтон наступает, ещё не зная, что собирается сделать, но наслаждаясь тем, как напугана девчонка его праведным гневом.

— У них моя сестра! — выпаливает Карисса и разражается слезами, возможно, искренними, но уж больно своевременными в этой ситуации. — Обещали, что если я приведу им беглых, её не расплетут. Пятьдесят беглецов в обмен на её свободу.

— Дай-ка угадаю, — говорит Кемо. — Ты им отдала сорок девять, а пятидесятой они тебя сделали сами.

— А как бы ты поступил, если бы у них был твой брат? — обращается Карисса к Колтону.

— Вот только брата моего не трогай! — По глупости Колтон рассказал ей всю историю в тот день, когда она разрушила его жизнь. — Ты знала, что я не беглый, и всё равно сдала меня!

На это ей ответить нечего, она опускает глаза и повторяет: