Сергей Бойко - SOLNЦЕЛЮБ & KOVIR-19. Песня о Волке

Лавров замолкает и холодным взглядом обводит присутствующих. Он подмигивает бритоголовой девчушке в легком платье, Причуде, сидящей в первом ряду, и насмешливо произносит:

– Внимание! Ввожу шершавого!

Причуда улыбается в ответ и с обожанием глядит на Лаврова.

«Какие же у нее все-таки каштановые глаза», – думает про нее Лавров.

Снайпер на чердаке повторяет в ларингофон:

– Готовность ноль! Почему молчите?

И слышит в ответ истеричное:

– Отбой! Ошибка! Немедленно уходи оттуда!

В этот момент на снайпера набрасываются экипированные бронежилетами и касками вооруженные сотрудники спецслужб, а на улице Юру подхватывают под руки дюжие люди «в штатском» и, самоотверженно прикрывая его своими телами, впихивают в резко притормозивший «джип» с тонированными стеклами и синим маячком на крыше. Юра пытается сопротивляться, произносит возмущенно:

– В чем дело, господа? По какому праву?

Краем глаза он замечает, как «одноклубники» дружной гурьбой ретируются внутрь здания, и обреченно расслабляется, вздыхает и произносит:

– Если насилие неизбежно…

Он с сожалением оглядывается на свою коробку и добавляет, обращаясь к небу:

– У меня там вещи остались…

«Джип» срывается с места и, набирая скорость, ныряет в первый же переулок…

Коробка, трость, морское кепи и дымящаяся сигара остаются на тротуаре. Швейцар, испуганно озираясь, жестами отпускает таксомотор и начинает поднимать вещи Юры, но к нему подходит представительный мужчина и «конфиденциально» просит этого не делать. Швейцар понимающе кивает и бросает трость, фуражку и сигару рядом с коробкой. Мужчина еще раз что-то говорит швейцару на ухо, – и тот отскакивает подальше от коробки, а потом и вовсе скрывается в вестибюле и выглядывает оттуда через толстое зеркальное стекло массивной дубовой двери. Тогда мужчина оглядывается по сторонам, поднимает тяжелую коробку и неторопливым шагом идет прочь от ресторана. Убыстряя шаги, он переходит на бег и сворачивает в ближайший переулок. Буквально тут же у входа в ресторан появляются двое мужчин бомжеватого вида – седовласый толстяк высокого роста и мелкий взъерошенный субъект в грязных нитяных перчатках. Оба одеты как с помойки – в выгоревшие и заношенные одежки и обувки. Они довольствуются кепи, тростью и дымящейся сигарой. Швейцар выскакивает из-за двери, кричит им вслед, пытаясь остановить, но бродяги с независимым видом следуют своим курсом – туда же, где скрылся мужчина «в штатском» с Юриной коробкой в руках, – попыхивая по очереди Юриной сигарой. Толстяк важно вышагивает, опираясь на трость. Худой семенит рядом, нахлобучив до глаз великоватый для него головной убор Юры; на руках у него безмятежно спит маленький ушастый котенок.

Лавров еще раз подмигивает бритоголовой Причуде и насмешливо повторяет:

– Внимание! Ввожу шершавого! Братья! Некоторые из вас называют себя русскими и православными. И бьют себя в грудь. Когда вы называете себя так и так стучите, мне представляется, что я, Порфирий Лавров – одинокий марсианин на этой земле…

Лавров держит паузу. Аудитория понемногу начинает обращать на него внимание: фанаты миролюбиво рассаживаются по своим местам, кришнаит перестает распевать. Все смотрят на Лаврова. Тот картинно машет рукой и с горечью произносит:

– Эх-ма! Хотелось быть снисходительным, но не получается! Потому что жизнь моя проходит не на Марсе. И всякий может, походя, зацепить меня пальцем, плюнуть в спину, утопить молчанием! Потому что я – ненавистен вам. Потому что я – тут! Я же в отместку могу только искренне признаться, что:

Я ненавижу слово "МЫ"

И язык, на котором вместе кричат "Я",

Но больше всего на свете – слово "ТЫ"

И указательный палец, направленный на меня.

Палец-пистолет – может быть, пугач, а может быть, и нет. И если я мешаю вам, значит и вы – стараетесь! – мне. И я скажу вам по этому поводу так…

Притихшая аудитория начинает глухо роптать – как прибой или шум листвы под налетевшим порывом. Лавров не обращает на это никакого внимания.

– …скажу вам по этому поводу так: лучшие из вас! Лучшие из вас, вы – цыплята! Вы уже цыплята…

Лавров делает ударение на «уже»:

– Вы уже цыплята! Но как бывшие яйца, вы защищаете старую скорлупу, которая давным-давно ни на что не годна и только мешает ходить – колет пятки и противно хрупает. И не надо показывать пальцами, будто я – один такой, белая ворона, Порфирий Лавров Неунывающий. Я не один. Я – солнцелюб и тучененавистник. Я – человек жизни. А вы – мертвецы, пытающиеся воскресить смерть. Но жизнь живее смерти и разрушительнее ее. Поэтому камни ваши – скорлупа и хруст – разрушатся, как бы вы ни старались сохранить их…