Марика Становой: Смерть экзекутора

Когда он против воли садился во флаер к явно сдвинувшейся экзекуторше и заметил на полу отубленные пальцы, то подумал, что больше испугаться просто невозможно. Сейчас он был в ужасе. И, кажется, тоже сходил с ума.

Экзекуторша вернулась, всё так же неторопливо и скупо двигаясь. Похожая на куклу, у которой кончается завод. Толкнула ладонью, размазывая по груди кровь. Не открывая глаз, кончиками пальцев прикоснулась к скуле и ножом проткнула горло, разрезала грудь.

Сергей откинул голову, изгибаясь от боли, зная, что это галлюцинация, нож остался лежать на полу. Но это не делало боль меньше. Наоборот, боль как будто отрастила лепестки и расцветала острым цветком, лезла ядовитым плющом по костям. Элиз обняла его, прижалась. Гладила, и под её руками он умирал и горел. Он понял, почувствовал, что она впитывает его боль и отдает обратно. Пьёт сама и поит его. Элиз подобрала нож, скользила по его телу и резала уже по-настоящему. Сползла на пол, уткнулась ему в колени. Держала его, сжатого в безмолвном крике. Он слышал её плач и плакал вместе с ней.

…Возьми меня к себе! Возьми кровью, острием ножа. Войду в тебя, разойдусь по жилам, втеку в каждый нерв. Перестану жить, перестану быть. Сольюсь с тобой и остануть в тебе навсегда. Впусти меня. Я спасу тебя. Все будет хорошо. Боль нужна слабым. Ты поймешь, я показала тебе как. На самом деле это не нужно, но хорошо хоть раз почувствовать. То, что потом ты будешь уметь…

Сергей бился, выскальзывал из её кровавых рук, из паутины тонких разрезов, истекающих жадным огнем. Она пила его отчаяние, его боль, тонула в нем. Если бы она могла утонуть. Если бы развеялся этот саван тьмы, что закрыл весь мир. Она слепо падала по остро звенящей струне чужой боли, уносясь в бордовую пропасть и молила, молилась, чтобы человек был сильным. Чтобы он мог ответить и разрушить бездну, куда она попала и не видела выхода.

Они плыли в чаду, в дымящейся боли, и растворялись в ней, избавляясь от мыслей, от тяжести тел. Плоть становилась невесомой. Они смогут чувствовать, смогут жить. Но зачем?

Он бился внутри своего тела, но погружался в черноту отчаяния вместе с ней. Рвался, пытаясь отстраниться, оттолкнуться. И вдруг он расширился. Стены стали прозрачными, он слился со стенами, проходил их насквозь, вбирал в себя людей…

Страх унесся мелким пухом, он мог коснуться и почувствовать серые контуры помещений, механизмов и андроидов. Он сам разлетелся многоцветьем биополей людей и ажлисс. Они все чувствовали его боль, кричали вместе с ним. Он соединил их собой, вобрал в себя, стал ими.

Боль схлопнулась и исчезла. А он увидел, нет, почувствовал, как засуетились, забегали отпущенные люди и ажлисс по всей базе, на всех этажах… Он вырастил длинные нервы, которыми соединился с каждым, слышал, видел, знал всё и везде…

Джи.

Раскаленный добела прут фантома вонзился в рот и пробил горло, сжигая язык, обугливая…

Всё кончилось.

Накрыло тишиной.

Прошуршали закрывающиеся двери.

Стремительно приблизился высокий, жилистый мужчина в белой футболке и брюках. На плече безрукавки — вышитый белым шёлком вензель. Джи. Он что, врач? Да нет же!

Император мельком взглянул на распятого Сергея, отползшую к стене и там затихшую Элиз. Опустил взгляд к голове стюарда. Ринулся к пульту связи.

«Это Джи. Император. Откуда я знаю?!» — Сергей усилием воли сконцентрировался. Накрыло слабостью. Пот затекал в раны и они жгли вернувшейся болью. Оковы врезались в руки и ноги.

— Вы тут все совсем охренели? — закричал, и закашлялся пересохшим горлом.

— Помолчи, пожалуйста, — не оборачиваясь, Джи нетерпеливо поднял указательный палец и заговорил в экран. — Рис, вызываю тебя на императорскую базу. Ты немедленно увезёшь в свой дозен Сергея Калинина — его надо убрать с Геарджойи.

— У меня, мать вашу, есть жена и ребенок! — заорал Сергей.

— Не кричи, — Джи снова помахал пальцем. — Слышал, Рис? Свяжись с Ньёсом, это сто восемьдесят четвертый дозен Лакстора. Пусть подготовит его семью и вещи, если какие есть, и привезет в Малый портал. Приказ пересылаю.

Элиз не подавала признаков жизни.

Император отошёл куда-то за спину Сергея, вернулся с бутылкой воды.

— Я приношу тебе извинения за всё, что случилось, — Джи посмотрел Сергею в глаза и кивнул. Налил в ладонь воды и начал заращивать его раны.

Сергей ничего не чувствовал, тело висело чучелом. Да он вообще ничего не чувствовал, кроме желания дать Джи в морду.

— К сожалению, это моя вина, — уравновешенным голосом продолжил Император. — Экзекутор оказался психически неустойчив. Я тебя отстегну, ты пойдешь в гигиенический отсек — он открыт. Увидишь, это сзади, за тобой. Одежду выберешь там же, — нажал на раму и путы раскрылись.