Фалена Лысакова - Путевые заметки странника по мирам. Про пряности, снег и трели ветра

Я аж подскочил, а сердце, кажется, упало в желудок. Я крутанулся на каблуках, готовый сорваться с места и бежать, что есть мочи, подгоняемый адреналином. Чуть левее ворот, прижавшись к частоколу, стоялая сгорбленная темная фигура в истрепанном балахоне, закрывающем лицо. Призрак… ей-Богу, призрак!

По жилам разливался парализующий холодок, а душа трепетала уже где-то в районе пяток. Я почувствовал, как по спине покатились капли ледяного пота.

– Почудилось? – фигура тяжко, устало вздохнула. – Давно здесь никого не было, откуда и взяться живому человеку…

Его сбивчивую речь прервал рвущий грудь кашель. Нет, это явно был не призрак… Пересилив страх, я сделал несколько шагов и остановился, все же не рискуя подойти ближе. Туман мешал детально рассмотреть незнакомца в балахоне, но я почти с облегчением понял, что это все-таки человек.

На выпавшем из частокола бревне сидела сухонькая старушка с пористой, как губка, кожей. На выбившихся из-под капюшона седых волосах блестели капли, а большой, похожий на клюв нос покрывали бородавки и серые волосинки.

– День добрый, – поздоровался я нерешительным шепотом, – а что Вы тут… почему Вы здесь сидите?

– Ох, – старушка встрепенулась, подняла голову на мой голос, и у меня вновь волосы стали дыбом: глаза у нее были белыми, как шляпки поганок; она невидяще посмотрела сквозь меня и переспросила: – Таки не почудилось? Живой человек?

– Живой-живой, – подтвердил я, делая еще несколько шагов ближе, – а Вы?..

Вопрос так и остался незаданным. Я даже не знаю, о чем именно хотел ее спросить, но старушка первой развеяла все мои опасения.

– И я пока что… живая вот, – она не говорила, скорее скрипела, как не смазанное колесо в телеге, – не берет меня смерть, не нравлюсь я ей. А вот сына моего… и женку его, и мужа моего… всех забрала. И внучу малую… только вот я, старая да слепая, не смогла ее схоронить как следует. Нет душе ее покоя…

Она всхлипнула, и нутро мое сжалась в комок от боли. Я не спешил отвечать, словно чувствуя, как важно дать ей высказаться.

– Тепереча и бродит она тут среди прочих, – горестно добавила старушка, утирая слезы с невидящих глаз, – хотела ей помочь, выкуп-то смерти заплатить, а не могу, нет мочи больше в членах…

– Бродит тут? – эхом повторил я и оглянулся на ворота. – А что это за место?

– Это? Так кличут его у нас городом призраков. Оселяются в нем те, кто от смерти не откупился, застрял на земле среди праха. Коли приносят им мзду – откупаются души и уходят. Вот…

Она запустила изрытую червями-венами руку под балахон, выудила оттуда сверток и протянула мне. Я осторожно принял его, откинул тряпицу и увидел две старые, неизвестно из каких закромов вынутые монетки, позеленевшие от окиси и времени.

– Ты тоже кого-то выкупить идешь? – в ее голосе послышалась надежда; оживившись, она вцепилась мне в запястье и прошептала, чуть не плача. – Сынок… найди и мою внученьку, передай ей выкуп. У ней-то волосы – такие золотые, как кукурузные усики, глаза синие, как небо повесне, а над губой верхней – две родинки…

Я не знал, что и сказать. Нужно было признаться, что я не собираюсь соваться к мертвым и не хочу идти в такое жуткое место, а не мог и все тут! Сердце сжималось да кровью обливалось. А уж когда вновь посмотрел на эти две старые монеты, аж больно стало глазам и всему естеству.

И кто-то изнутри моего тела ответил вместо меня:

– Конечно, бабушка, я ее найду и передам ей откуп. Ты не переживай.

Старушка вся затрепетала, сжала мои кисти и прижала к сухим губам. По ее щекам катились слезы. Я почти не чувствовал ее дыхания на коже, только прикосновение похожих на узловатые веточки пальцев…

– Спасибо, сынок, спасибо! Наконец-то она с родителями встретится… – плакала старушка.

Я пожал ее пальцы на прощанье и неуверенной походкой двинулся к воротам. Уже входя в них оглянулся – старушка сидела все на том же месте, тревожно вслушиваясь в мои шаги: не ушел ли? Поди и монетки-то последние были. А мне они жгли бок сквозь карман, так что уже не свернешь, не отступишь – прожгут до самых костей, до души.

Город призраков, говорите? Нет уж, не верю я в призраков… или раньше не верил. Стариковские предрассудки? Но монетки были настоящие, и я должен был исполнить обещание.

Я точно шел по колено сквозь прохладное мутное озеро, и туман карабкался мне под куртку и штанины. Разве это был город? Дома я увидел далеко не сразу, да и до последнего не верил, что они здесь вообще есть. Поэтому я и не понял, что иду по улице, к тому же, не один. И как только осознание этого пришло, я задрожал всем телом, но мужественно сцепил зубы и постарался ничем не выдать волнения.