— И что ты предлагаешь? — спросил Жека у Федьки.
Федька сначала растерянно что-то бубнил, а потом вдруг приободрился и выдал креатив. Пацаны тут же отсели от него подальше.
— Ты чё, совсем охуел, Прошин? — спросил Тоха.
— А как ещё? А прикиньте, если батя у меня разберётся, что тогда? Всё равно комиссия, дознания.
— А если Игорич не пидор? Как ты это узнаешь?
— Мне похуй, я больше с ним в один кабинет заходить не буду.
— Блядь, Прошин, включи голову! — рявкнул Жека. — Если бы его и завалишь, как ты объяснишь, почему? Это же разбирательство будет, будут выяснять — какого хуя учителя убили, кто убил. Тебя вычислят на раз-два, а если вычислят, то расколют ещё быстрее. И главное — Трефилов тебя пальцем раздавит. Как ты с ним справиться хотел?
— Кореш батин послезавтра улетает. Я с ним договорюсь, он Трефилова ёбнет.
Мы отодвинулись от Федьки ещё дальше. Фактически, он был сейчас один против всех. Но его это не пугало.
— Да вы чё, пацы?! А если он и впрямь пидор, вы понимаете, что эта хуйня к нам на всю жизнь прилипнет. Обязательно какая-нибудь тварь нарисуется, которая обо всём расскажет.
— Ага. Как твой дядя Гоша. Бля, Прошин, ты настоящий гандон оказался, а я думал, ты нормальный пацан.
— А ну, повтори!
— Прошин, отъебись, — сказал Тоха. — Не посмотрим, что ты перворазрядник, отпиздим все вместе, чирикнуть не успеешь.
— Да вас, блядь, отпетушат всех, — психанул Федька. — Или вы уже все мастёвые, что его защищаете?
— Если мы мастёвые, то ты тем более мастёвый. Вспомни, кто у Трефилова в любимчиках по рукопашному?
Федька вскочил.
— Пидарасы! Только попробуйте кому-то распиздеть.
— Съебись в ужасе.
Федька ушёл, мы остались. Что теперь делать, не знал никто. Каким бы гандоном Прошин ни был, сомнения в нас он заронил. А если Трефилов и впрямь впопеску? Может, он свои тёмные делишки на стороне обстряпывает, может, втайне с кем-то из наших долбится.
— Короче, не дёргаемся, — сказал Жека.
Хотя он и не был в классе самым сильным и самым умным, но уважением пользовался, потому что никогда не ссал и зря языком не пиздел. И хотя мы близнецы, Жека всегда был за старшего. Я не возражал. Быть взрослей мне не хотелось, вся эта мутотень наступит в срок, и нехуй бежать впереди паровоза, как говорит наш папка. Папка, кстати, тоже признавал Жекин авторитет, и охотно обсуждал с ним ведение домашнего хозяйства.
— А если этот уёбок всё же завалит Игорича? — спросил Тоха.
— Кишка у него тонка. Он сначала школу закончит, а потом уже гадить Трефилу начнёт.
Это тоже было правдой — Федька в гимназии держался во многом благодаря Сергею Игоревичу. У Прошина были выдающиеся данные по спорту и рукопашке. Он тянул нас на всех соревнованиях, и под высокие показатели школа получала дополнительные субсидии. Но успеваемость у Федьки была из рук вон. Если у него что-то не получалось, он мог разорвать тетрадь, швырнуть ручку в учителя, треснуть кулаком по парте. Большинство преподавателей в школе мирились с этим только потому, что Сергей Игоревич заступался за Прошина. Без поддержки классного Федьке нечего было ловить. Тем глупее выглядел его поступок: залупаться на единственного учителя, который к тебе хорошо относится, будет только полный идиот.
Разговор был окончен, мы разошлись.
Всю дорогу от школы до дома мы с Жекой не проронили ни слова. И только когда вошли в квартиру, Жека облапил меня прямо в прихожей. Мы упали, чуть не на карачках доползли до моей комнаты, сдирая друг с друга одежду, и даже порнуху включать не стали, так справились.
Только не надо думать, будто мы гомики и всё такое. И Жеку, и меня возбуждает порно с девками (никакого другого мы и не видели), и стены у нас обклеены постерами с голыми бабами, и дрочим мы каждый на свою любимую актрису. Но иногда захлёстывает такая тоска и страх остаться одному, что быть вместе — единственный выход. Порой мы делали это ночью, с тревогой прислушиваясь к ночным звукам в квартире — не проснулся ли папка, не услышал ли? Но он всегда храпел и ничего не слышал.
Потом нам, конечно, было стыдно, мы не смотрели друг другу в глаза, и со стороны могло показаться, что мы поссорились. Это не так, мы с Жекой были очень дружны. Сердца наши разрывались оттого, что нежность свою мы проявляли так пидорски. Но пользоваться куклой, которая находилась в специальном шкафу и была доступна, нам не хотелось. Кукла — не человек, хотя её можно пользовать во все отверстия, и ничего она в ответ не скажет. Она не будет дышать вам в шею, не стиснет так, будто боится потерять. А домработницы у нас не было.
Читать дальше