Роберт Маккаммон - Лебединая песнь

— Все в порядке?

— А… да, — слабо улыбнулся президент.

Перед ним промелькнули воспоминания о славных днях астронавта.

— Нет. Господи Исусе, я не знаю. Думаю, да, — засомневался он.

— Вы приняли верное решение. Мы оба это понимаем. Советы должны осознать, что мы не боимся.

— Зато я боюсь, Ганс! Я чертовски боюсь!

— И я тоже. Все боятся, но нами не должен править страх.

Министр обороны подошел к столу и перелистал некоторые папки. Через минуту молодой сотрудник ЦРУ явится и уничтожит все эти документы.

— Полагаю, вам лучше отправить Джулиану и Кори в бункер сегодня же вечером, как только они соберут вещи, — предложил Хэннен. — А мы что-нибудь придумаем для прессы.

Президент кивнул. Бункер представлял собой подземное укрытие в Делавэре, где первая леди и их семнадцатилетний сын вместе с членами кабинета и другим персоналом могли быть защищены, как они надеялись, от всего, кроме разве что прямого попадания ядерной боеголовки весом в мегатонну. С тех пор как новости о тщательно сконструированном убежище для правительства распространились в обществе, по всей стране стали появляться подобные укрытия, некоторые даже в заброшенных шахтах и внутри горных пещер. Бизнес под условным названием «Остаться в живых» процветал как никогда прежде.

— Нам надо кое-что обсудить, — сказал Хэннен.

В стеклах его очков президент увидел отражение своего лица — уставшего, с ввалившимися глазами.

«Неразыгранная карта», — подумал он.

— Еще не время. — У него свело живот. — Рано.

— Самое время! Думаю, вам будет безопаснее в центре стратегического авиационного командования. Одной из первых мишеней станет крыша Белого дома. Я собираюсь послать Паулу в бункер, и, как вам известно, вы можете направить туда любого на ваше усмотрение. Но если позволите, я хотел бы сопровождать вас в штабе.

— Да, конечно. Вы со мной.

— Там будет офицер военно-воздушных сил с дипломатом, прикованным наручниками к запястью, — продолжил Хэннен. — Вы знаете свои коды?

— Знаю.

Индивидуальные коды состояли в числе первых вещей, которые президент изучил, вступив в должность. Он почувствовал напряжение, словно его шею охватил железный обруч.

— Но… мне ведь не придется их использовать, правда, Ганс? — почти умоляюще спросил он.

— Наиболее вероятно, что нет. Но если вы сделаете это — если понадобится, — я хочу, чтобы вы помнили: к тому времени Америка, которую мы любим, будет уже мертва; но мы не допустим ни сейчас, ни в будущем, чтобы нога захватчика ступила на нашу землю.

Он протянул руку и отеческим жестом сжал плечо собеседника.

— Точка невозврата, — сказал президент. Его остекленелый взгляд блуждал где-то далеко.

— Что? — не понял Хэннен.

— Мы готовы пересечь точку невозврата. Может быть, уже сделали это. Может быть, теперь слишком поздно и ничего нельзя исправить. Помоги нам Бог, Ганс. Мы летим в темноте и не знаем, куда, черт возьми, направляемся.

— Как только окажемся на месте, разберемся с этим. Мы всегда так делали.

— Ганс? — Голос президента стал жалким, как у ребенка. — Если… если бы вы были Богом… вы бы уничтожили этот мир?

Мгновение Хэннен раздумывал. Потом ответил:

— Полагаю… я бы подождал и посмотрел. Я имею в виду, если бы я был Богом.

— Подождал и посмотрел на что?

— Кто победит. Хорошие парни или плохие.

— А между ними есть какая-нибудь разница?

Выдержав паузу, Хэннен попытался объяснить, но понял, что не может.

— Я вызову лифт, — не в тему сказал он и вышел из Ситуационной комнаты.

Президент разжал ладони. Падавший сверху свет сверкнул на запонках, украшенных печатью правителя США.

«Я в норме, — подумал он про себя, — все системы работают».

Но внутри у него что-то сломалось, он чуть не плакал. Ему хотелось домой, а дом был далеко-далеко от этого кресла.

— Сэр? — позвал его Хэннен.

Медленно и скованно, словно старик, президент встал и вышел навстречу будущему.

23:19 (восточное летнее время)

Нью-Йорк

Крак!

Она почувствовала, как кто-то пнул ее картонную коробку, и машинально вцепилась в свою тряпичную сумку. Она устала и хотела покоя.

«Чтобы быть красивой, девушке нужно выспаться», — подумала она и снова закрыла глаза.

— Я сказал, вон отсюда!

Чьи-то руки схватили ее за лодыжки выше грязных кед и грубо выволокли из коробки на мостовую. Она негодующе закричала и начала бешено лягаться:

— Ты, сукин сын, мерзавец, оставь меня в покое, негодяй!