Мила Бачурова - I9 – II – II / II – II– 6I

2018-й год.

Москва, лаборатория экспериментальной медицины.

Телевизионщиков я все-таки уболтала. Такую печальную историю сплела, что сама себе поверила. Расчувствовались. Ладно, говорят, валяй. Только недолго, минута у тебя.

И вот смотрю я, как научили, в камеру. Голову держу ровно, стараюсь не моргать. И говорю:

— Здравствуй, Витя!

2011-й год.

Москва, арт-объект «СолЯнка».

Международная выставка современного искусства.

Не хотела я идти ни на какую выставку, мне и дома отлично было! Лежала себе, никого не трогала. А мать, ни с того, ни с сего, завелась.

Сидишь, мол, круглые сутки в сети, скоро говорить разучишься. Никуда не ходишь, ничем не занимаешься. ЕГЭ сдавать через год, а ты предметы никак не выберешь!

Совсем психованная стала. Как заметит, что я в телефон втыкаю — аж трястись начинает. Девчонки говорят, у них дома то же самое. Общий какой-то дебилизм, модно стало интернет-зависимости бояться. Пришлось игрушку бросать и с Оксанкой на выставку топать, ей подруга билеты халявные подогнала.

Раньше в этом здании завод был, а теперь — галерея. Арт-объект, если по-выпендрежному. А как по мне, так обычное разводилово. За деньги я б сюда в жизни не пошла! Убей — не пойму, ради чего народ такое бабло отваливает.

То коряги какие-то железные торчат, и лампочки к ним приделаны. То обрывки проводов с потолка свисают, а специальный вентилятор их в сосульку закручивает. То болты с гайками выложены в миску, будто угощение для киборга. Да я вам таких «экспонатов» с любой помойки — сто тонн притащу! Тоже мне, произведения искусства.

А сестрица с подружкой стараются — ахают, щурятся, головами качают. Это чтобы двое парней, которые тоже вокруг «экспонатов» лазят, не подумали, что дуры. Хотя парни — ничего особенного. Меня в упор не видят, типа не доросла еще. Как один такой брякнул — да за тебя дадут больше, чем тебе лет!.. Дебил. Ну, и ладно. Зато вай-фай есть.

Укрытие, от Оксанки подальше, я себе быстро присмотрела. Свинтила потихоньку и плюхнулась на пуфик в углу.

Первым делом, всем друзьям-знакомым селфи разослала — «Крисс и арт-объект!» (Крисс — это я). Но не успели в ответ комменты понестись, как неизвестная сволочь толкнула под руку. Телефон выскочил, скользнул по паркету. Я — за ним. Даже обругать ту скотину не успела.

Пуфик отодвинула, чтобы телефон достать, думаю, пылищи под ним сейчас будет — ух! Но убирают «объект», видать, на совесть. Под пуфиком — ни пылинки. А рядом с моим телефоном шарик лежит, небольшой такой. Из темного металла.

Ну, я подобрала, конечно. Интересно же, что за хрень?

Успела разглядеть, что на шарике выбиты цифры, и подумать, что где-то их сегодня видела. Успела почувствовать, как шарик нагревается.

А потом, впервые за все свои шестнадцать лет, сознание потеряла.

Глаза открываю — кругом темно. Лампы погашены, только в окна свет идет, с улицы. Окна — высокие, стрельчатые, от пола до потолка, и поделены на квадратики. Я только по ним и сообразила, что все еще на выставке нахожусь.

Села, и как заору:

— Оксан! Ты где?! Ты чего меня бросила?!

Я считаю — родственников хуже, чем старшая сестра, в природе не существует. Кто не верит, пусть попробует с нашей Оксаночкой пожить. Но без меня сестрица отсюда не ушла бы, это точно.

— Кто здесь? — отозвались из темноты. — Вы что тут делаете?

Я аж подпрыгнула.

Голос — чужой, незнакомый. Хоть и растерянный не меньше моего.

— Сейчас, — говорит, — подождите.

И где-то там, в темноте, огонек загорелся. Зажигалкой, наверное, чиркнул.

Тут и я сообразила фонарик включить — благо, телефон не уронила.

А парень ближе подошел, в ладонях огонек прячет.

— Вы здесь работаете? — спрашивает. — А как… — и запнулся.

Потом вскрикнул и рукой замахал — спичку держал, оказывается, обжегся, когда догорела. Смотрит, будто на привидение.

Я себя даже оглядела украдкой — мало ли что? Но, вроде, нормально выгляжу.

Шорты с лямками, джинсовые — Оксанка отдала, сама в них не влезает. Майка зеленая, дольче-габановская, на одно плечо. Топик под ней сиреневый, точно в цвет колготок. И лак на ногтях — такой же, над типсами-снежинками полдня вчера трудилась. Косметику размазать я никак не могла, а на башке до того все залачено, что атомным взрывом не снесет. Надоели мне, вообще-то, черно-белые волосы, давно хочу в малиновый перекраситься, но, в целом, прилично все. Это парень — странный какой-то. Симпатичный, но чудной.