Игорь Давыдов - Viva la Post Mortem, или Слава Послесмертью [СИ]

И вот тогда на помощь приходила Тришка. Уж кто-кто, а испанка на отсутствие собственного мнения не жаловалась. Она всегда делала, что хотела: вот взбрело ей в голову высветлить волосы и кожу до скандинавских стандартов красоты — так она одним днём преобразилась так, что стало не узнать. Именно ей принадлежала та “замечательная идея” с прилюдным оскорблением безродной выскочки Глашек, которую тотчас же подхватила Линда. А в случае с Тришкой разница между “подумала” и “сделала” практически неощутима. Как говорит Даркен, “эстетика чистого действия, не осквернённая лишней мыслью”. Любому, кто не знал девушку, которую столь метко описал сын ректора, подобное высказывание могло показаться оскорблением. Однако же, не было в этих словах злого умысла: слечна Мартинес-Видок, действительно предпочитала не тратить времени и сил на долгие размышления.

Уж слишком горяча была её кровь.

Так или иначе, не было ничего необычного в том, что эта неразлучная парочка предстала пред светлыми очами Фортуны Штернберк одновременно. Изящная, стройная, высокая дева, светловолосая и бледная, с неестественно яркой, притягивающей взгляд, некромагически изменённой радужкой глаз, да её блеклая, но шумная, коренастенькая тень с каштановыми волосами и капризной заколотой чёлкой. Последняя была личной фишкой Линды. Фишкой, которая, вне всякого сомнения, потерялась бы, коли Фортуна лично не высказала бы одобрение этой маленькой детали.

Госпожа желала, чтобы её кардебалет выглядел максимально разношёрстно.

— У меня есть новости! — Тришка была в своём репертуаре.

Она заговорила, едва только оказавшись на широком балконе, где госпожа, уже подогревшая кровь сладким хмельным зельем, наслаждалась прохладой ночного ветерка и мягкими объятиями камеристки. Легкомысленная плетённая мебель, на которой беспечно развалилась главная красавица всея УСиМ, крайне хорошо гармонировала с ленивым настроением Фортуны.

Высокородная особа не успела ни повелеть продолжить доклад, ни возмутиться бестактностью подчинённой, а светлоокая испанка уже во всю рассказывала о своих открытиях.

— Мне удалось выяснить личность того человека, с которым разговаривала Глашек в день перед штурмом Ковача. Я даже раздобыла видео, где фоном звучат её угрозы этому бедолаге.

— Это один из полицейских, — тут же затрещала Линда, подхватывая инициативу за Тришкой. — Полынь Смолар. Он сразу после той ночи заявление на стол положил и уехал. Никто не в курсе куда, но мы точно знаем, что у него есть родственники в Трутнове.

— Ой, не трещите, — поморщилась Фортуна и капризно махнула ручкой. — Не трещите. Есть кто-то, кто может всё изложить кратко и понятно?

— Ты… пьяна? — вскинула высветленную бровь испанка.

— Радуйся этому! — фыркнула госпожа. — Будь я сейчас трезва, не застали бы вы меня в столь добром расположении ду-у-уха. Кстати, — подняла она палец. — За это вы должны сказать “спасибо” Ценусе. Её ножки послужили отличным громоотводом.

— Поняла-поняла, — в капитулирующем жесте подняла руки Тришка. — Вытрезвлять не будем. Значит, сегодня никаких дел? Только леность и нега?

— У-у-у-угу-у-у, — протянула Фортуна, на несколько секунд “залипая”: уж больно приятно было ощущать кожей головы заботливые массирующие движения пальчиков камеристки. — Но раз уж начала рассказывать, так донеси до меня мысль: заинтриговала уже, лешая языкастая.

— В общем, у нас есть имя того, кого ты ищешь, чтобы принести в жертву настоящей Лешей, — испанка уверенно подошла к плетённому диванчику, на котором развалилась самая высокородная из присутствующих, и беспечно приземлилась на него, закинув босые ножки госпожи себе на коленки. — Но мы не знаем, где он — только догадываемся.

— Банковская карта? — тут же спросила слечна Штернберк.

— Ещё не проверяли, — ответила Линда.

Ей уже не оставалось места ни во главе дивана, где восседала Ценуса, ни с другой стороны, но отказаться от копирования Тришки слечна-повторюшка не могла. Так что спустя несколько секунд она приземлилась на коленки рядышком с ложем Фортуны и положила голову госпоже на предплечье.

— Но не думаю, что это что-то даст, — продолжила слечна Льис, устроившись “поудобней”. — Эта челядь — полицейский. Ему по работе положено знать, как выслеживают таких, как он: если не дурак, то уже снял все деньги в одном из столичных банкоматов, и сейчас везде расплачивается наличкой.

— Если бы он не был дураком, не стал бы нашей мишенью, — беспечно ответила Фортуна, довольно прикрывая глаза. — Никогда не переоценивайте человеческий интеллект: мир давным давно упорядочился бы и обратился глобальной Утопией, не будь люди, в большинстве своём, идиотами. Я порой задаюсь вопросом: как они вообще до своего совершеннолетия дожили?