Игорь Давыдов - Viva la Post Mortem, или Слава Послесмертью [СИ]

Жизнь челяди подчинена строгим правилам. И пусть в последнее время, по мере погружения в информационную эпоху, рамки допустимого начали пошатываться, отступить от шаблона мог позволить себе не каждый. Там, внизу, люди либо боялись “не таких”, либо завидовали им. Крах “не такого” — одна из немногих радостей, что доступны пугливому зашоренному народцу. И этот крах случался регулярно. А ежели он запоздывал, так добрые соседи от души ему способствовали, ускоряя возвращение своего окружения к статусу кво.

В Форгерии правит сильный. Понятие “минимальных гражданских прав”, которое пару раз пытались внедрить некоторые попаданцы в тела принцев, прижилось исключительно на бумаге. Мужчина сильней женщины, а потому патриархат и не думает отступать больше, чем на пару шагов. И те он сделал исключительно из-за того, что высокие технологии позволили женщине обрести минимальную экономическую свободу.

В мире шляхты правовой перекос в сторону представителей сильного пола тоже присутствует, хоть и выражен не так сильно: всё же, наличие магии позволяет женщине выступать в одной весовой категории с обладателями Y-хромосомы. Однако, при одинаковом магическом мастерстве мышечная масса всё ещё даёт преимущество. Да и челядь в своих кухонных суждениях всё ещё склонна оперировать понятиями “баба-дура” и “настоящий мужик”, из-за чего дворянству выгодно подчёркивать главенство отца семейства.

Гиноисток же подобное положение дел не устраивает. Их логика проста: зачем оставаться женщиной, если даже наличие магии ставит тебя в подчинённое положение? Ведь любая некромагичка вполне может сменить себе пол. Полноценно. С функциональными гениталиями. И некоторые гиноистки так даже делают в знак протеста против “царящего средь шляхты шовинизма”. Другие же, такие, как Цицерия, просто ведут себя максимально контркультурно, исповедуя принцип “запомни, как принято в обществе, и сделай всё наоборот”.

Сама Фортуна была бесконечно далека от идей гиноизма. Она видела в этом простое инфантильное желание выделиться, привлечь к себе внимание громким раздражающим воплем. Причины бунта казались девушке крайне надуманными: в конце концов, ей регулярно попадались на глаза представительницы прекрасного пола, что заняли положение выше, чем было доступно их спутнику жизни. Проклятье, да сама Фортуна без труда обошла своего брата в вопросе наследования богатств рода Штернберк исключительно на том основании, что родилась на девять лет раньше.

А что женщин у власти меньше, чем мужчин, даже среди шляхты, так то, скорей, не результат злобного патриархального заговора против всего слабого пола — обладатели игрек-хромосомы, вообще-то, не то, чтобы славятся своей договороспособностью — сколько следствие наличия самой возможности следовать пути наименьшего сопротивления. С точки зрения Фортуны у её собственного брата было куда как больше поводов для бунта, ведь ему этот “путь наименьшего сопротивления” был недоступен, набор повышенных требований к представителю сильного пола никто не отменял, а вот с наследством его прокатили.

И сколь слечне Штернберк не было жалко мальчугана, она и не думала отказываться от права на имущество рода во имя какой-то там справедливости.

Однако, сколь бесконечно Туна не была против идей гиноизма, ей нравилось смотреть, как Цицерия бесит окружающих. Ну и, конечно же, помимо чисто развлекательной функции, у контркультурной блондиночки была ещё одна задача, о существовании которой та не факт, что догадывалась: люди, теряющие самообладание, становятся менее внимательными в отношении своих слов и поступков, открывая внимательному взору слечны Штернберк свои истинные нутро и мировоззрение.

Когда Цици объявилась в усадьбе госпожи, та уже успела переместиться с балкона в свой будуар, где уютно устроилась на пышном розовом коврике в окружении подчинённых, вкусняшек и карточек для игры в “Эволюцию”. К тому времени количество алкоголя в крови Фортуны достигло тех значений, при которых начинает заплетаться язык, а о твёрдости походки надлежит забыть, так что пришлось попросить Ценусу наложить отрезвляющее заклинание. Лишь для того, чтобы вновь начать свой путь в зелёные дали с первого шага.

— Йи-и-и-ик, госпожа, вы что, начали игру, не дождавшись меня?! — таковыми были первые слова Цицерии, едва лишь она открыла дверь в покои слечны Штернберк и узрела царившую там идиллию.

— А ты бы ещё часа на три задержалась, так мы бы и вовсе все спать завалились, — ответила ей Линда, отвлекаясь от карты паразита, которым заразили её могучего интеллектуального млекопитающего хищника, уже три хода терроризировавшего округу.