Игорь Давыдов - Viva la Post Mortem, или Слава Послесмертью [СИ]

— В крайнем случае, я сама могу очаровать Глашек, — Фортуна изящным жестом коснулась своей груди.

— Я на такой мезальянс не согласен, — возмущённо фыркнул отец. Он даже убрал руку от лица, чтобы обжечь дочь грозным взглядом. — Мне нужен Даркен Маллой в зятья.

— А оно и не требуется: важно лишь убедиться, что безродная отказала ректору, после чего допустимо просто бросить её, — пожала плечиками слечна Штернберк. — Вряд ли столь высокий господин стерпит подобное оскорбление и примет Глашек обратно, ежели та в очередной раз передумает.

— Это… может сработать, — папенька, наконец-то, начал остывать. Эмоции уходили, и мужчина вновь обретал способность мыслить здраво. — Да… это может сработать. Наш род по знатности и значимости почти равен роду Маллоев. Простолюдинка вполне может предпочесть свадьбу с милой и приветливой Фортуной браку с капризничающим и демонстририрующим недвусмысленную симпатию к другой женщине, Даркеном.

— Главное, включи всё своё очарование, — коварно подмигнула родителю юная некромагичка. — Не хочу, чтобы знакомство с родителями отпугнуло этого осторожного зверька.

— Не сомневайся, — Дионис Штернберк расплылся в широкой самодовольной улыбке. — Я буду само дружелюбие.

2.

Ценуса отлично выучила свою роль.

Она исчезла из поля зрения, едва лишь заметила, что над головой госпожи сгущаются тучи, и поспешила запастись хорошим вермутом и шоколадными конфетами. Камеристка достаточно хорошо изучила свою госпожу, а потому без труда могла предсказать, когда той захочется напиться.

А “напиться” для Фортуны — это не столько результат, сколько процесс. Особый сложный ритуал, отступление от которого делает процедуру употребления алкоголя бессмысленной. Спирт в крови нужен, в первую очередь, чтобы обострить чувства. Отсечь человека от прошлого и будущего. Оставить ему только сиюминутное “сейчас”.

Оттого и было важно, чтобы служанка дождалась госпожу в её покоях стоя. С подносом, на котором уже находились готовые к употреблению выпивка и угощение. Она, и никто другой из числа слуг. Потому что Фортуна не получала такого удовольствия, когда перед ней унижалась челядь, а не шляхта.

Отношения у слечны Штернберк и Ценусы были весьма странными. Начинались они, несомненно, крайне некрасиво: богатой наследнице высокого рода была нужна дорогая игрушка, а семейству Сарация — покровительство. И ради этого покровительства они были готовы низвести свою старшую дочь до статуса живой куклы. Не то, чтобы Туна могла их в чём-то винить. Такова жизнь. Сильные вытирают ноги о слабых. А те слабые, что с этим не согласны, — долго не живут.

И по-началу юной наследнице рода Штернберк нравилось издеваться над Ценусой. Порой, даже слишком жестоко: в конце концов, в мире, где даже убийство не является чем-то необратимым, человек, наделённый властью, может зайти куда как дальше, чем в любом другом. Однако, в какой-то момент Фортуна… попросту потеряла к этому интерес.

Пожалуй, высокородная перестала наслаждаться процессом достаточно быстро. Вот только поняла в чём дело отнюдь не сразу. Ей казалось, что мучения подопечной не будоражат кровь из-за того, что в них нет никакой новизны, а потому, госпожа постоянно пыталась придумать что-нибудь новенькое в надежде вновь почувствовать то же самое, что ей довелось испытать в первый день, когда она осталась наедине со своей игрушкой.

Понимание, что именно мешало Туне получить удовольствие от страданий Ценусы, пришло куда как позже, чем следовало. А ведь ответ оказался прост: лишь в первую неделю слечне Штернберк удавалось себя обманывать и в должной мере отождествлять свою камеристку с теми людьми, образы которых не оставляли сознание Фортуны с прошлой жизни. Однако затем высокородная узнала свою куклу поближе, и оказалось, что сходство ограничивается лишь рядом внешних атрибутов.

И именно тогда мучения Ценусы потеряли былое очарование.

Мучения, но не те неудобства, которые ей приходилось терпеть, чтобы выказать особое почтение своей госпоже.

— Хозяйка, я уже вызвала слечну Мартинес-Видок, слечну Льис и слечну Холли, — доложилась камеристка, едва лишь увидев усталое лицо Фортуны.

Та быстрым шагом подошла к служанке, схватила стакан — у бокалов слишком часто отламывались ножки, когда высокородная лихо била ими о доступные горизонтальные поверхности, — и залпом выпила примерно половину.

— На первых двоих из списка я сейчас особо зла, — сосуд с вермутом коснулся губ служанки.